Любовь — последний мост

Зиммель Йоханнес Марио

Пока Клагер объяснял все это, он и его посетители дошли до конца ускорителя, который здесь становился тоньше, и теперь они стояли перед разделенными бетонными стенами четырьмя лабораториями.

— Ионный луч попадает — я говорю о проверке колес и подвесок железнодорожных вагонов — на металл, делает его радиоактивным и, таким образом, возникают гамма-лучи высокой концентрации, очень опасные, надо всем сказать…

Ратоф пробормотал что-то, неразборчивое.

— Не понял? — раздраженно переспросил его Клагер.

— Да нет, ничего, — сказал Ратоф. — Продолжайте, прошу вас!

Клагер некоторое время молча смотрел на него.

— Высокой концентрации и очень опасные, — повторил он. — Поэтому при работе ускорителя никто не должен

находиться в лаборатории, когда туда попадает ионный луч. На какую лабораторию будет направлен луч, решает главный компьютер, в котором подытожены все необходимые данные и все сделанные распоряжения. В каждой лаборатории вы видите по две зафиксированные видеокамеры. Они передают все в помещения, находящиеся за толстой бетонированной стеной. Там эксперты могут наблюдать за происходящим на экранах мониторов, там же регистрируются все полученные данные измерений и проверок — в нашем случае с помощью гамма-лучей. Вот эти самые данные проанализируют ученые и с большой степенью точности будет установлено, что с металлом колес. Ведь они могут быть сделаны из множества разных сплавов, продлевающих износостойкость деталей.

— И общий анализ дает полное представление о состоянии колес или подвески, то есть «устал» уже металл или еще послужит?

— Все именно так, господин Ниманд.

— Вы сказали, что ионный луч обладает огромной силой и что возникающие при столкновении гамма-лучи очень опасны?

— Ионный луч очень опасен, и гамма-лучи тоже, и если они пересекутся, «столкнутся», это будет представлять смертельную угрозу для людей, находящихся в этот момент в лаборатории, тем более — если лучи в них попадут или хотя бы заденут. Теперь, я полагаю, вам известно достаточно, чтобы понять, что произошло. В лаборатории номер один — вы видите большие цифры: от единицы до четверки — итак, в первой лаборатории в момент проникновения в нее сильного ионного луча, возбудившего гамма-лучи, находилось три человека. Студент и два аспиранта. Прежде, чем ускоритель начинает работать, раздается громкий колокольный звон, после которого все сотрудники, в какой лаборатории они ни находились бы, обязаны покинуть зал. Но эти трое остались в первой лаборатории.

— Но почему? — удивился Паркер. — Ведь им было известно, какую угрозу представляет собой ионный луч вкупе с гамма-излучением. Тогда почему они остались?

— Ионный луч попал не в четвертую лабораторию, как было предусмотрено планом, а в первую, чего никогда согласно плану не происходило, и что никогда прежде не вводилось в программу компьютера. Это единственный в своем роде случай, и я считаю, что причиной тому — какая-то ошибка в ускорителе, я повторяю: какая-то ошибка в ускорителе, а вовсе не в действиях некоего вируса.

— Никакой ошибки не было и нет! — вскричал Ратоф.

— Не кричите! — сказал Паркер. — Пожалуйста, не кричите, господин Ратоф!

— Прошу прощения, — сказал Ратоф. — Я взволнован, я переживаю…

— Но не так переживаете, как я, — недовольным голосом проговорил Клагер.

— Если эти трое из лаборатории номер один сигнала не слышали, — тихо сказал Ниманд, — то это произошло либо в результате преступного замысла, либо по их собственной ошибке. Доза облучения огромна. Один уже умер, двое — в тяжелом состоянии. Даже если их спасут, исключительно тяжелых последствий этого облучения им не избежать.

3

Наконец, Паркер хрипло проговорил:

— Итак, вся эта троица находилась в первой лаборатории, куда ионный луч никак не должен был попасть. Он должен был попасть в четвертую лабораторию. А сотрудники четвертой лаборатории, где они были в момент несчастного случая? Если они ожидали, что ионный луч попадет в их лабораторию…

— Они, конечно, ее покинули, — взволнованно сказал Клагер. — Еще до включения ускорителя, как и предусмотрено инструкцией. Сразу после того, как пробил колокол.

— Повторим еще раз с самого начала! — не допускающим возражения голосом проговорил Паркер. —

Так что же, сотрудники оставались в лаборатории, несмотря на прозвучавший сигнал?

— Нет, те, из четвертой, оставили ее.

— Потому что ждали попадания луча, понятно. А в остальных трех, выходит, остались. Я не ошибаюсь?

— Да, все это так, — сказал Клагер. — Но я вот что хочу подчеркнуть: никто не мог предугадать, что луч попадет не в четвертую, а в первую лабораторию. Разумеется, все сотрудники лабораторий номер один, два, три и четыре обязаны были покинуть помещения. Однако войдите в положение, в котором мы оказались, господин криминальоберрат! Ведь работали люди круглосуточно! Целыми неделями! Знаете, сколько колес и подвесок к нам поступило из вагонного парка железных дорог? Это потребовало от наших сотрудников чрезвычайного напряжения сил, на них давили, их подстегивали. Если бы мы не управились в срок, с нас содрали бы штраф, — Клагер приходил во все более сильное возбуждение. — Мы перешли на трехсменный график! Перерывы у сотрудников становились все короче, выспаться толком никому не удавалось… Поточный метод производства! Повторяю, во всех четырех лабораториях работали днем и ночью. Перед тем, как подключить к проверке ускоритель, сотрудники исследовали детали, которые подавались кранами с платформ, подручными методами. При таких огромных заказах без этого не обойдешься! А что оставалось делать? Времени в обрез, договорные сроки подгоняют, железные дороги требуют и требуют. А люди нуждаются в деньгах, которые они получают за эту чертову работу плюс внеурочные, они не из богачей, господин криминальоберрат.

— А я этого и не говорил. Я только отметил, что во всех лабораториях оставались люди — за исключением той лаборатории, куда, собственно, должен был попасть луч. Попади он во вторую или третью лабораторию — и там погибли бы люди. Или получили бы сильные дозы облучения.

— Да, — согласился Клагер, — да, господин криминальоберрат. Я вам объяснил, в каких условиях приходилось работать нашим сотрудникам. В качестве директора этой установки я принимаю на себя всю ответственность за несоблюдение инструкций. Мне следовало вмешаться. Я не сделал этого — по известным вам причинам. Огромный заказ, а нам тоже нужны деньги, нам тоже! И за все то время, что я здесь работаю, ничего такого не происходило. Никогда, ни разу! Я знаю, это извинением служить не может.

— Да, — сказал Паркер, — это извинением служить не может. И в том случае, если «ошибся» ускоритель, и в том, если окажется, что кто-то запустил в вашу программу вирус — и не говорите, пожалуйста, будто это невозможно!

4

Утром 4 сентября трое специалистов по компьютерным вирусам из специальной комиссии и четверо из «Дельфи» со своими приборами и вирусными поисковыми программами собрались в здании дирекции ускорителя, где к ним присоединились два главных инженера проекта, отвечавших за строительство чудовищной «пушки». До позднего вечера они совещались в помещении, отведенном им профессором Клагером. Они разложили на больших столах конструкторские планы аппаратов. Не прерывая ни словом, с напряженным вниманием вслушивался в их объяснения Ниманд, с недовольным видом — Ратоф, сцепив зубы — Паркер. Около двадцати двух часов совещание было закончено. Они договорились встретиться для продолжения работы на другой день утром, заранее обсудив порядок действий.

Ратоф с подавленным видом на «мерседесе» проводил Филиппа до отеля «Интерконтиненталь», располагавшегося недалеко от аэропорта Лохаузен.

Водитель помог им обоим выйти из машины. Ратоф положил руку Филиппу на плечо, сопровождая его к отелю.

— Я знаю, и ты, и все остальные сделаете все, что в ваших силах. Вы первоклассные специалисты. А ты лучший из лучших, это я тебе абсолютно честно говорю, нет, правда, Филипп, не смейся, это чистая правда! Сделайте, ради бога, все, на что вы способны, чтобы обнаружить этот чертов вирус! Вы просто обязаны его найти!