Любовь — последний мост
Шрифт:
— Мы с господином Паркером летим в Берлин. Буду рад снова увидеться с вами — хорошо бы не по такому поводу. Хотя, боюсь…
— Да, — сказал Филипп. — Я тоже. Всего вам доброго, доктор Ниманд!
— И вам тоже, уважаемый господин Сорель! — бледный, с посиневшими губами и мерзнущий даже в плаще, прокурор покинул помещение.
9
К Филиппу подошел Гюнтер Паркер. Глаза его сейчас были пустыми и безжизненными. Он очень тихо проговорил:
— Хочу попрощаться с вами, господин Сорель.
— Это моя работа, — сказал Филипп.
— И еще кое-что, — сказал Паркер. — Я хочу извиниться перед вами. Вы знаете, за что. Доктор Ратоф сказал вам об этом… или, по крайней мере, намекнул…
— О чем? — спросил Филипп, наблюдая за тем, как от здания полицей-президиума отъезжают машины журналистов и экспертов.
— Я некоторое время подозревал вас… нет, лучше сказать, у меня было подозрение, что в катастрофе в Берлине косвенным образом замешаны и вы… невольно, так сказать, ввиду давления, оказанного на вас вашим сыном…
«Почему этот человек, выбившийся, похоже, из сил, рассказывает мне все это?» недоумевал Филипп.
— Это, по различным причинам, было первое, что приходит в голову. Это полностью укладывалось в некую схему… Но на вас и тени вины нет. И сын ваш на вас никак не повлиял… — Паркер сглотнул слюну… — Он не оказывал никакого давления и не шантажировал… — Паркер с трудом выговорил это последнее слово.
«Боже мой!» — подумал Филипп, снова вспомнив о том, что ему рассказал по телефону репортер Маске из отдела уголовной хроники берлинской газеты.
— Вы наверняка ощущали, что я вас подозреваю, и переживали из-за этого. Поэтому, дорогой господин Сорель, мне хотелось непременно извиниться перед вами, прежде чем мы расстанемся.
— Вам не за что извиняться, — сказал Филипп, пожимая руку Паркера. — Поскольку вы знали, что у меня за сын и сколько он уже успел натворить, это подозрение вполне могло у вас появиться. Я это хорошо понимаю. Однако, господин Паркер, не сочтите за неучтивость, если я скажу вам, что весьма озабочен вашим видом…
Криминальоберрат повел плечами, открыл рот, но ничего не сказал.
— То есть меня беспокоит ваше здоровье, — объяснял Филипп. — Когда мы впервые встретились в Женеве, у вас был такой уверенный, цветущий вид. А в Эттлингене вы уже были чем-то подавлены… Извините меня за эти слова… Меня действительно беспокоит, ваше самочувствие…
— Я знаю, какой у меня сейчас вид, — сказал Паркер. — И представляю, какое впечатление произвожу…
— Вы, вы что… нездоровы?
— Нет, господин Сорель… Просто… просто у меня очень тяжело на душе. Работа, работа, работа. Такого угнетающего состояния я еще никогда не испытывал. И дело не только в этой компьютерной передряге… Я… я переживаю сейчас тяжелые времена… в служебном, чисто профессиональном смысле… Но это пройдет.
«Он не хочет говорить о своем сыне, — подумал Филипп. — А я не имею права заговорить на эту тему первым».
— Тогда пожелаю вам как следует отдохнуть. Я искренне желаю вам этого, господин Паркер.
— Спасибо, господин Сорель, спасибо
Спустя некоторое время Ратоф подвез его на «мерседесе» к отелю «Интерконтиненталь». Сидя за рулем, он рассыпался в комплиментах и похвалах:
— То, чего ты тут добился… я даже не знаю, как мне тебя благодарить, честное слово. И в «Дельфи» все тобой страшно довольны. Ну, я этим братцам-кроликам еще нос утру, Филипп, это я тебе обещаю. Ты великий человек!.. Когда ты возвращаешься в Женеву?
«Ни слова о том, что я должен проследить за тем, чтобы ускоритель привели в порядок, — подумал Филипп. — Я нужен только во время катастроф, а так на меня наплевать. Хотят поскорее забыть обо мне. Что ж, тоже недурно. Тем скорее я вернусь к Клод. Ничего важнее этого сейчас нет».
— Думаю, полечу завтра, — сказал он.
— Отлично. К Ирене на часок не заскочишь? Во Франкфурт? Я дам тебе машину. Тебя отвезут и привезут. Я так и подумал, что тебе захочется заглянуть к ней… Какая женщина. Господи! Три недели назад мы были на ее концерте. Я с женой и Николь. Грандиозно! Ничего подобного я никогда не слышал, нет, правда! Какой успех, Филипп! Вот это возвращение на сцену! Видел бы ты, какие восторженные рецензии появились во всех газетах! Ну, ты представляешь, что это было за событие для настоящих любителей музыки… Николь и моя женушка плакали… я тоже прослезился, это я тебе абсолютно честно говорю. Передай жене мои нижайшие поклоны. Она вновь на пути ко всемирной славе!..
«Боже всемогущий!.. — подумал Филипп. Ирена! У нее был концерт в Старой опере!»
— Вот мы и на месте, — прозвучал голос Ратофа. «Мерседес» стоял перед входом в «Интерконтиненталь». — Нет, ты правда не хочешь, чтобы я прислал тебе машину?
— Нет, — ответил Филипп, почувствовавший, что у него кружится голова, — правда, не хочу.
— Но ты передашь Ирене, что мы в восторге от ее концерта?
— Конечно, — пообещал Филипп. — Счастливо доехать до дома! Передай привет всем своим!
— А ты поклонись от меня своей даме, которой я, увы, не представлен, — сказал Ратоф. — И еще раз — сердечное тебе спасибо, спасибо огромное, Филипп, честное слово!
10
Он набрал номер телефона Ирены, прозвучало два долгих гудка. Потом послышался мужской голос:
— Hallo?
— Алло, — испуганно повторил Филипп.
— What do you mean, hallo? — Голос был приятный, этот человек говорил на чистом английском. — Who are you? [85]
85
Что такое, алло? Кто это? (англ.).