Любовь — последний мост
Шрифт:
Макс взял со стола книгу.
— Вот что я тут нашел, — сказал Макс. — Это томик Гёте. В нем есть стихотворение, которое очень подходит к твоему нынешнему положению, Филипп.
Он перелистал книгу.
— Вот оно, — сказал он. «Полное собрание сочинений И.В. Гёте. Юбилейное издание издательства «Артемис». Страница девяносто вторая. — Читая вслух, он повысил голос:
«Объявление» 26 мая 1811 года. Кто тут песика искал, ЧтобМакс ткнул пальцем в плечо Филиппа.
— Вот ты и есть этот самый песик! Конечно, за тобой повсюду следят. А ты на них не лаешь и их не кусаешь, а твои поиски для корпораций — бриллианты чистой воды. Умный песик, ищи вирусы, ищи, ищи получше!
Филипп вдруг вскочил.
Лицо его было мертвенно-бледным, левое веко подергивалось.
— Что случилось? — воскликнула Клод. — Что с тобой, дорогой?
— Во Франкфурт! — выкрикнул он вне себя. — Мне немедленно нужно во Франкфурт!
20
С аэродрома Филипп на такси поехал в санаторий «Лесное умиротворение», расположенный в лесопарке Франкфурта, где он заблудился в тот день, когда Дональд Ратоф объявил ему, что он представляет для «Дельфи» фактор риска. «Минуло уже почти три месяца», — подумал он, вступая в приемный покой санатория. — Сколько всего за это время случилось!»
Подойдя к столу охранника, он назвал себя.
— Здравствуйте, господин Сорель. Господин доктор Ландер ждет вас. Один момент, пожалуйста. — Охранник набрал номер телефона, обменялся с кем-то несколькими фразами. Вскоре открылась дверь лифта, и к Филиппу уверенно зашагал молодой подтянутый врач в белом халате, белых брюках, белой рубашке и белых туфлях.
Он сердечно приветствовал Филиппа:
— Пожалуйста, пройдемте ко мне, господин Сорель! Я вчера побеседовал с господином Хоппе. Он готов встретиться с вами и рассказать обо всем, что ему известно по этому делу.
— Мне хотелось бы извиниться за мое невольное вторжение к вам — тогда, в июле…
— Да что вы! Это нам следовало бы принести вам свои извинения… но при тех обстоятельствах…
— Само собой разумеется. Вы не могли отреагировать иначе, доктор Ландер. Я благодарен вам за то, что вы сразу откликнулись и позволили мне побеседовать с вашим пациентом. Для меня это очень важно.
— Видите ли, Томас Хоппе — не наш пациент. То есть, строго говоря, он ничем не болен. Господин Хоппе находится у нас лишь потому, что дома за ним нет никакого ухода. Он человек пожилой, он забывчив и к жизни не приспособлен, а после смерти жены он постоянно пребывает в крайне угнетенном состоянии… Мы приняли его к нам после долгих обсуждений — в качестве гостящего пациента. На содержание в хорошем доме для престарелых у него нет средств. Здесь о нем заботятся, у него отдельная комната. А то, что ему приходится жить среди наших пациентов, — этого мы избежать не могли.
В продолжение этого разговора они прошли мимо целого ряда дверей. Наконец молодой врач открыл одну из них.
— Пожалуйста, входите. Господину Хоппе передали, что вы приехали. Он
— Нет, пожалуйста, доктор, не уходите…
— Извините меня, но в настоящее время у нас по разным причинам отсутствует половина персонала. Мне непременно нужно успеть к осмотру больных. Всего хорошего, господин Сорель! Надеюсь, вы узнаете все, что хотели. — Он пожал Филиппу руку и вышел из палаты.
Филипп огляделся. Стены палаты светлые, приятные для глаз, стол и стулья тоже из светлого дерева. На стене фотографии пляжей и укутанных снегами гор.
В дверь постучали.
— Войдите! — громко проговорил Филипп.
Вошел Томас Хоппе, тот самый человек, который так перепугал его в прошлый раз. На нем был синий костюм, скорее всего его выходной. Светлая рубашка, галстук — все, как положено. От него даже исходил запах приятной туалетной воды. Единственное, что совпадало с воспоминаниями Филиппа о том Томасе Хоппе — толстые стекла в очках и выражение бесконечной печали на лице.
— Спасибо вам, господин Хоппе, за то, что вы согласились встретиться и поговорить со мной, — сказал Филипп. — Присядем! Хотите сигарету?
— Спасибо, я не курю. — Они сидели по разные стороны стола. Хоппе сплел пальцы рук.
— Мне так совестно, — сказал он.
— Но отчего же?
— За то, что так некрасиво повел себя в прошлый раз, — проговорил старик, который сегодня вел себя совершенно нормально, как сосед по купе в вагоне поезда или за столиком в ресторане.
— Тяжелый у меня тогда выдался день… это у меня иногда бывает…
— На самом деле это у меня тогда выдался тяжелый день, господин Хоппе!
— И потом эти отвратительные субъекты в приемном покое… Когда они понесли всякую околесицу… я перенервничал и почему-то решил сорвать свою злость на вас…
— Не будем об этом! Господин доктор Ландер сказал мне, что вы после смерти вашей супруги совсем осиротели и помощи вам ждать не от кого…
— Да, моя Ольга умерла… — сказал Хоппе, и слезы потекли по его морщинистому лицу. — Мы были так счастливы вместе, это правда, господин Сорель. Мы прожили вместе тридцать восемь лет и любили друг друга, как в первый день. Она была для меня самой лучшей женщиной в мире, и вот… — Он снял очки, вытер глаза, высморкался, снова надел очки и сказал: — Раз в неделю я хожу на могилу Ольги. Это здесь рядом. Кто-нибудь сопровождает меня, чтобы со мной чего не случилось — движение здесь знаете какое! Врачи и санитары тут очень предупредительные. Моя добрая Ольга… — он опустил глаза.
Филипп терпеливо ждал, пока старик несколько овладеет собой.
— Итак, господин Сорель, чем я могу вам помочь? Господин доктор Ландер сказал мне, что времени у вас в обрез, вы уже взяли билет на самолет. Вас интересует, отчего вдруг я тогда болтал что-то о песике, да?
— Да, господин Хоппе. Да, этот самый песик меня очень интересует. Помните, что вы тогда говорили? «Ищи, песик, ищи, хороший песик!» или «Плохой песик, не хочешь искать? А должен, должен!» — примерно так, не поручусь, что это слово в слово…