Любовь против (не)любви
Шрифт:
Попытался. Катерина отдёрнула руку и отскочила. Тоже попыталась — это вам не серая шкурка, придворное-то платье, совсем другие габариты. Рональд захотел воспользоваться преимуществом… но оказалось, что у него такового нет, потому что последствия травмы. Что уж там с ним было не так, Катерина не разбиралась, но — нога подвела, он пошатнулся, схватился за стену… а она собралась и добавила болевой импульс. Рональд согнулся пополам, ловя воздух, а она подхватила юбки, замешалась в толпу придворных, ушла в невидимость и скользнула к выходу. К какому-то — там их было несколько.
И уже когда вышла за дверь, то поняла — что ей вообще не туда. В этом коридоре она совершенно точно не бывала. С одной стороны — глухая
Катерина отбежала от дверей и спряталась в одной из таких ниш — если кто-нибудь выглянет, то её не найдут. А она успокоится и придумает, как ей вернуться, не привлекая к себе внимания.
Она смотрела в окно и тёрла платком щёки, по которым катились слёзы. Потому что… а вдруг она ошиблась, королева примет слова Рональда за чистую монету, или — не примет, но по каким-то причинам он ей важен и нужен? И он впрямь попросит разрешения взять её в жёны, и королева не откажет? А что сделает Джон против королевского слова?
Возникшее ощущение было… невероятным. Будто кто-то погладил её — по шее, за ухом, дотянулся до полускрытого манжетами запястья. Катерина оглянулась…
Два серебристых щупальца дотянулись до неё откуда-то — одно нежно трогало за руку, второе касалось шеи. Она проследила за ними… и схватилась за стену, потому что ноги враз ослабли.
У противоположной стены, наискосок, стоял он — нашему забору троюродный плетень. Крестник брата жены племянника графа Шалона. Смотрел на неё — не отрываясь. С виду — живой и здоровый.
Она же могла только смотреть — и дышать. В жестком корсете — только верхней частью груди. И воздуха отчаянно не хватало.
А он, поганец такой, приложил палец к губам, подтянул к себе свои щупальца и растворился в стене.
В тот же миг дверь из приёмной королевы отворилась, и в галерею заглянул Джон.
— Кэт, ты здесь! Хорошо, а то мы с Анной уже тебя потеряли. Пойдём домой.
Да, Джон. Хорошо. Пойдём домой.
Часть четвёртая. Любовь против нелюбви 60. Жил-был мальчик
Жиль де Риньи появился на свет для того, чтоб служить силам смерти, но при этом очень любил жизнь. Всякую, какую встречал — и шум торгового порта в Фаро, и ярость морского сражения, и поиски интересного в библиотеке Ордена Света. И даже в церемониале франкийского королевского двора находил для себя забавное. А уж герцогский двор в Фаро и вовсе был ему как дом родной — за столько-то лет.
И семья — вроде бы совсем небольшая до недавнего времени, а потом вдруг оказалось, что и матушка жива-здорова, и сестрёнка есть — милая, и одарённая, как надо, и даже брат, но тот, правда, до сих пор не в восторге от объявившейся родни. Ничего, у Жиля в жизни тоже не одни только розы.
Впрочем, Саважи и все саважевские и отцовские друзья — это тоже семья. И ещё какая! Господин Жанно и госпожа Лика не делали в сердцах своих различий ни для каких детей — и в доме постоянно толпилась молодёжь. Кроме четверых детей Саважей — племянники и племянницы господина Жанно, и дети их родных и друзей. А в друзьях ходили его милость Маттео Велассио — наследник герцогства Фаро, его высочество Жиль де Роган, Жиль-старший, как его все звали, дядя короля Франкии и крёстного господина Ли, её величество Маргарита Рокелорская, и наконец, их величества Анри и Антуанетта Франкийские — это ему, Жилю, они величества, а отцу, господину Жанно и госпоже Лике — друзья юности. Его величество Анри смеялся и говорил, что де Риньи — его добрые соседи. Это и вправду так, потому что небольшие владения отца Жиля, Марселя де Риньи, граничат с обширными землями Лимейского герцогства, наследных владений его величества. И удивительно, что король всегда об этом помнит и считает, что некроманты на службе — это то, что надо.
А
Учиться Жиль любил. Его мир от рождения был немалым — потому что в возрасте двух месяцев он оказался в Фаро, центре интересов всего Срединного моря. И ему всю жизнь хотелось знать о том мире больше — где живут диковинные люди и звери, где заканчивается океан, где зимой выпадает снег, где цветут удивительные цветы. Отец и господин Жанно охотно брали его с собой — и по делам, и на войну, и просто прогуляться по морю. Крёстный господин Ли тоже много и охотно рассказывал о том, что и как делает.
Жиль многое видел и многое пробовал, многое ему удавалось. О нет, он добивался похвалы наставников не просто так, но — работой, тяжёлой работой. Многочасовыми тренировками — магическими и фехтовальными. Сидением над книгами — читал он быстро и на нескольких языках. Своими оригинальными выводами о прочитанном и увиденном — наставники такое ценили. Удивительно ли, что его назвали лучшим выпускником своего года?
А потом его вдруг приметил его величество Анри. Велел отцу официально представить Жиля ко двору, потом пригласил его на беседу — о его выпускной работе, о приобретённом опыте и о том, чего ему, Жилю, хочется в жизни. Случилось это четыре года назад, и Жиль тогда, надо сказать, о жизни и о том, что ему хочется, знал не так уж и много. Но — был готов служить своему королю.
Правда, по первости он думал, что некромант нужен королю чисто для работы, так сказать, по специальности. Ну там — разговорить какого-нибудь покойника, например, чтоб рассказал, кто и зачем его убил. Или — куда он дел сокровища. Или — узнать какую-нибудь важную тайну. Или — наоборот, сохранить важную тайну, то есть — сделать так, чтоб человек её сохранил. Да просто убить неугодного, чтоб следов не осталось. Это же легко.
Но — король не искал лёгких путей. И дарования Жиля были ему нужны не напрямую, но — опосредованно, потому что некроманты — мастера скрытности и тайны. Плюсом оказалось, что Жиль не просто умелый боец, но — может не только убить, но и отлично напугать, а этого бывает достаточно. А иногда и более ценно. С убитого дурака или подлеца что взять? Почти ничего. А за пуганого, говорят, двух непуганых дают.
Зато пользоваться знаниями Жиля король не стеснялся совершенно. Раз уж так вышло, что Жиль с детства, можно сказать, рос среди посланников, деликатных дел и острых международных вопросов, которые решались то по соглашению, а то и в бою — видимо, ему судьбой было решено пойти на тайную службу его величества. И — он справлялся.
Языки в помощь, и всё то, что за свои двадцать с небольшим Жиль успел узнать о ситуации на берегах Срединного моря. О неверных, где хватало и искусных магов, и одарённых простецов. О высокомерных арагонцах, которые больше простецы, чем маги. Об империи германцев, разношерстной, что лоскутное одеяло, и тамошние властители тоже хотели богатства и морских путей к нему. О контрабандистах, пиратах, авантюристах и разбойниках всех мастей. А Жиль ведь мог не только напугать или убить, он ведь умел и очаровать, и втереться в доверие, и голову заморочить — бывало, сам изумлялся, как у него всё это выходит. Но — он был согласен с Жилем-старшим, принцем Роганом — если есть задача, то решение найдётся. Как пела госпожа Лика — «воздух выдержит только тех, кто верит в себя». Старшего Жиля выдерживал вполне, всю его долгую и интересную жизнь, так чем же он, младший Жиль, хуже? Да ничем! Ну подумаешь, не стихийник-универсал, а некромант, ну да и ладно. Некромант-то на диво сильный и умелый, это вообще редкость — чтобы оба родителя некроманты, а у Жиля как раз тот случай.