Любовь против нелюбви
Шрифт:
Уилл понимал, что, наверное, зажился на свете – сто лет справили ещё три года назад. Но он не просил для себя этих лет и честно благодарил за всё, что было ему дано, а дано было – с необыкновенной щедростью. Три, четыре обычных жизни прожил он – и спасибо за это господу, и всем тем, кто под рукой его смотрит за этим миром, смотрит – и отзывается на просьбы, и принимает благодарности, и карает за неповиновение.
Жизнь до первой встречи с Мэгвин – непутёвым сыном лорда Телфорда, который случайно спас в лесу рыжую красавицу.
Жизнь до второй
Жизнь до третьей встречи с Мэгвин – властителем Телфорд-Касла.
И жизнь с Мэгвин.
Интересно, если бы он сразу же, в самый первый раз, привёл её домой – как было бы? Приняли бы её родичи? И вообще пошла бы она с ним или же нет? Кто он тогда был – лопоухий неудачник, и даже собственный отец уже не ждал от него ничего хорошего, а вон оно как вышло-то! Расскажи сейчас кто старому лорду, что Уилл прожил столько лет и сделал столько дел – не поверил бы, посмеялся. Впрочем, очень возможно, что он-то как раз всё видит и знает – там, где он сейчас есть. И радуется за сына и за всех своих потомков.
«Если уцелеешь в тридцать, сгинешь в сорок три» – так однажды сказала ему гадалка, когда он был пятнадцатилетним мальчишкой. Очевидно, гадалка ничего не знала о Мэгвин. Потому что в тридцать именно она помогла ему уцелеть, и в сорок три – тоже. И сейчас на его пальце было надето её кольцо, то самое. Уилл не снимал то кольцо весь последний год – с тех самых пор, как внутри, в теле что-то разладилось, и боль стала его постоянным спутником. Кольцо снимало боль и немного возвращало силы, кольцо – и прохладные руки Мэгвин.
Вот и сейчас она пришла, и села подле него, и с улыбкой рассказывала – что сделано и к самой длинной ночи года, и к рождеству. Всё так, нужно радоваться и новому огню в очаге, и смене года, и зимним чудесам, дающим всем живым надежду на спасение, мир и любовь.
Уилл прямо слышал, как затаился мир в ожидании йольской ночи – завершены все дела, каждый запоздалый путник нашёл себе дом с горячим очагом и толстыми стенами, потому что снаружи начинался снегопад. И он тоже спустится сегодня, чуть попозже, в большой зал, такой красивый стараниями Мэгвин и правнучек, и сядет во главе стола, а позже – разожжёт новый огонь в большом камине. Потому что мир стоит, жизнь идёт, и так было всегда, и обязательно будет дальше, даже уже и без него.
Мэгвин уже надела нарядное платье, и драгоценный венец на голову, и красиво убрала свои рыжие косы, ни на волосок не утратившие своей красоты и блеска. И пришла помочь ему одеться к празднику.
Когда каждое движение – боль, стараешься двигаться поменьше. Но сегодня – особый случай, все домочадцы и верные люди должны видеть своего лорда. Потому что лорд – это сила, это защита, и кто ещё встанет между всеми возможными бедами и этими людьми, как не он? Поэтому – позволить Мэгвин снять боль, и вперёд.
Как всегда – вперёд и вперёд, без страха и сомнения. И
* * *
Мэгвин оглядывалась на проведённые в Телфорд-Касле годы и понимала, что поступила правильно. Когда согласилась разделить жизнь с Уиллом. Когда спасла его от смерти. Или… когда отправилась в своё первое самостоятельное путешествие? Которое как раз подарило ей эту судьбоносную, как оказалось, встречу?
Да, она могла бы прожить жизнь среди своих. Эта жизнь была бы спокойнее – но и более пресной. У неё были бы другие заботы, другие мужчины и другие дети. Но… было бы то, что люди называют любовью, или же нет?
Сейчас Мэгвин могла точно сказать – она знает, что такое любовь. Она испытала, она ощутила, она попробовала. И ни с чем уже не перепутает.
Жизнь с родичами она ещё может попробовать – если захочет. А такой вот жизни уже больше не будет.
Уилл угасал. Она знала о том лучше, чем кто-либо, потому что именно её стараниями в последние месяцы и поддерживалась его жизнь. Её целительскими силами, её кровью, её волшебным камнем, что переливался в кольце, надетом сейчас на палец Уилла.
В этом кольце сохранялась частичка её самой. У всех, в ком течёт кровь Старшего Народа, есть что-то подобное – у кого-то это шкура, у кого-то волосы, у кого-то цепочка, у кого-то пояс, у кого-то ещё какая часть тела ли, снаряжения или ещё чего. Так было заведено от века – ты уязвим, и ты сам выбираешь, в чём будет эта твоя уязвимость. Легенды, правда, гласили, что против судьбы не пойдёшь, и шкуру могут спрятать, и волосы отрезать, и даже если ты спрячешь ключи к себе далеко-далеко не рядом с тобой, то непременно сыщется безумный герой, который найдёт и воспользуется.
Поэтому Мэгвин без страха сама надевала кольцо – Уиллу или детям, когда те болели или были ранены. Лучше так, чем чтоб кто-то ещё, или вовсе не пользоваться силой, если можешь помочь. Они смертны, им нужно не так много, как ей подобным, но ей и навредить сложнее.
Но сейчас она отчётливо видела – кольцо уже не помогало Уиллу. Значит, конец близок, что ни делай. Можно только больше быть с ним, сидеть, разговаривать, вспоминать. Вспоминать молодых себя, детей, внуков, встречи, разлуки, праздники. Всё то, из чего складывалась жизнь.
Заглядывали правнуки, налетали, обнимали и убегали обратно. Внуки стучались – советовались. Соседи приезжали, заходили степенно, беседовали о делах. Дворня шепталась – надо же, наш лорд-то, глядите-ка, и до весны дотянет, и ещё майское дерево нам благословит, и костры летние зажжёт.
Правда, Мэгвин видела, что не будет у них ни ещё одной весны, ни лета. Что ж, спасибо за то, что было. А что там будет – да кто ж знает-то все замыслы высших сил? Уж точно не она.
Она знала – о любви. Знала что-то такое, что не могла выразить словами, но в чём была уверена. И эта уверенность давала ей силы пойти дальше, и за неё она была Уиллу невыразимо благодарна.