Любовь с призраком

Белозерская Алена

— Не беспокоить, — бросил он и обратил все свое внимание на Михаила Андреевича. — Выпить не предлагаю. Разговор предстоит серьезный.

Михаил Андреевич, соглашаясь, кивнул и присел в огромное кресло напротив Гии, устроившегося на диване. Марат остановился рядом с дядей. Немного подумав, он сел в кресло, стоявшее чуть в стороне.

— Расклад, Миша, следующий. — Гия пригладил седые волосы. — Работу пришлось провести большую: проверяли всех основательно. Могу точно сказать, что недовольных тобой нет. Ты уже давно стоишь вне общей деятельности, отношения к нынешним делам не имеешь, чтобы в чем-то

кому-то помешать; прошлые твои связи затухли, а вместе с ними и все остальное. Даже если и были у кого-то мелкие обиды, об этом уже никто не вспоминает. Поэтому я не считаю, что кто-то из нашего окружения причастен к смерти Стаса. Ни один человек не посмел бы вмешаться в твою жизнь таким образом, зная, чем это может обернуться для него. Твой авторитет все еще высок, да и оснований убивать твоего сына не было ни у кого.

Михаил Андреевич нахмурился. Именно это он и ожидал услышать, однако теперь появилась другая проблема. Найти убийцу, выходца из другого мира, не принадлежавшего его кругу человека, — намного сложнее, нежели если бы им оказался один из своих. С другой стороны, он испытал облегчение, потому что иметь тайного врага, с которым он когда-то имел общие дела и который долгое время ждал момента, чтобы ужалить его, более чем неприятно.

— Это не все. Я проверил девицу, убитую на пару со Стасом, и думаю, что все сводится к ней.

Марат громко выдохнул, чем привлек к себе внимание Гии. Грузин пристально вгляделся в племянника Червонного. Высокий, черноволосый, с красивыми серо-зелеными глазами, Марат показался ему очень похожим на Никлогорского в молодости. Да, именно таким был Миша, когда они познакомились. Разве что живости в характере и неукротимости у Никлогорского было больше, чем у этого молодого мужчины, сидевшего напротив Мгеладзе. Гия вспомнил, что отец Марата был мусульманином, что, впрочем, никак не сказалось на внешности сына и его религиозности. Молодежь нынче ходит без бога в душе, с сожалением подумал Гия. Ни веры, ни знаний, лишь глупое поклонение деньгам и развлечениям. Таким был и Стас — сын Червонного, Марат же отличался серьезностью и чувством собственного достоинства, которое вместе с кровью передается всем представителям родов, ведущих свое начало от самого пророка Мухаммеда.

Внимательно рассматривая Марата, словно увидел его впервые, Гия несколько отвлекся. Михаил Андреевич почтительно ожидал, когда тот соберется с мыслями и продолжит беседу, по опыту зная, что Мгеладзе не следует одергивать, иначе он потеряет нить разговора и разозлится.

Гия смотрел в лицо Марата, вспоминая его мать, ушедшую из жизни несколько лет тому назад. В роду Никлогорских все его члены отличались красотой и тяжелым характером. И сам Червонный, и его племянник были ярким тому подтверждением. Гия с удовольствием воскресил в памяти свои безрассудные похождения на пару с Мишей и то, каким успехом пользовались они оба у противоположного пола. Да, их молодость была чудной и легкой, не омраченной грузом потерь и разочарований.

— Виктория Азарова — дочь Егора Азарова, владельца «IrVi Group», — сказал Гия. — Вероятнее всего, целью была именно она, а не Стас.

Михаил Андреевич пристально всмотрелся в лицо друга, будто пытался влезть в содержимое его головы, увидеть, о чем тот думает.

— Женщина

была настолько важной персоной? — спросил он.

— Нет, — покачал головой Гия. — Ее отец — возможно, но не она. В сфере бизнеса охота ведется за капиталом. Она была наследницей. Остались и другие…

— Кто?

Гия потянулся к тонкой папке, лежавшей на столе, и передал ее Никлогорскому. В папке имелся лишь один листок, и Михаил Андреевич внимательно его изучил. Марат с любопытством вытянул шею, пытаясь прочесть хотя бы несколько строк. Он увидел лишь чьи-то имена и стоявшие напротив них цифры.

— Что это? — вырвалось у него.

— Лица, получившие наследство Азарова, — пояснил Гия. — И значения их долей.

Михаил Андреевич отложил папку в сторону.

— Гия, я очень признателен тебе, — сказал он. — Неловко просить, но мне еще раз понадобится твоя помощь.

— Желаешь воспользоваться услугами Резо? — усмехнулся Гия.

Марат ничего не понял из сказанного грузином. Он посмотрел на дядю: его лицо внезапно окрасилось в пепельные тона. Михаил Андреевич пребывал в ярости — и не скрывал этого.

— Убить мальчишку из-за денег? Причем из-за чужих?! — вспыхнул он. — Как это случилось, что он общался с девицей Азаровой, а я не знал об этом?

Этот вопрос Никлогорский задал не кому-то лично, а самому себе, что еще раз подтверждало его крайнюю степень волнения. В такие минуты он мог позволить себе разговаривать вслух, конечно, если рядом не было посторонних. Гия и Марат были людьми близкими, следовательно, не было ничего страшного в проявлении эмоций.

Гия удрученно покачал головой.

— Люди ошибаются, — сказал он. — Утаивают что-то. Жульничают. Убивают… Все это присуще человеческой природе. Равно как и то, что отцы и дети никогда не бывают искренними друг с другом. Я не удивлен, что Стас молчал о подробностях своей личной жизни.

— Гия, — Михаил Андреевич крепко сжал руку друга, — ты ведь уже сделал выводы, не так ли? Подскажи, как незаинтересованное и поэтому адекватно воспринимающее ситуацию лицо, с кого начать?

Гия, страдавший близорукостью, поднес листок к глазам. Некоторое время он молчал, сосредоточенно обдумывая ответ.

— Линдерман — самая слабая кандидатура из всех. Ее будет легко разговорить, при условии, что она причастна к делу. Мужа Вики Азаровой я рекомендую пока что не трогать. Мутный он… Остальные… мне они непонятны, нужно к ним присмотреться. Начни с бабы, но сделай так, чтобы она молчала и не спугнула своих возможных сообщников.

— Обдумаю, — сказал Михаил Андреевич. — Дам знать, когда потребуется помощь Резо.

— На обед останешься? — Гия положил листок в папку и обнял друга за плечи.

— Не останусь, Гия. Прости. Нет сил.

— Понимаю. Перенесем на другое время.

Они направились к выходу. Гия заметил, что Марат рассматривает богатое убранство дома, и улыбнулся.

— При Союзе воры в законе у бабушек кошельки воровали, и это не считалось чем-то постыдным. Теперь же стыдиться приходится скорее собственной скромности. Простота нынче не в чести. Моветон, — раскатисто проговорил он, вызвав своей репликой улыбку Михаила Андреевича.

— Лукавишь, Гия. Ты всегда был сибаритом, что тут скрывать.