Любовь сильнее расчета
Шрифт:
— А как же репетиции? — посетовал он.
— Вам придется обойтись без меня, у нас нет другого выхода. Иначе лорд Эшлин потребует полной и незамедлительной оплаты.
— Тут кроется что-то еще, Райли Юджиния Фонтейн, о чем ты умалчиваешь. — Агги обошел вокруг нее. — Ты бы никогда так легко не уступила, если б у тебя не было веской причины.
— Не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь, — уклончиво ответила она. Не хватало, чтобы Агги догадался о ее невольном увлечении этим Сент-Клером.
Райли поднялась и подошла к платяному шкафу. Открыв его, она
— Что надевает учительница, отправляясь на урок к молодым леди?
Этого было достаточно, чтобы Агги забыл о своих подозрениях. Взглянув на темно-синее парчовое платье, он покачал головой и широко заулыбался, увидев розовое шифоновое, перекинутое через ее левую руку. Выбирая шляпу, Агги погрузился в длинные рассуждения относительно подходящего платья и положения, которое должен занимать учитель.
Райли слушала его без особого интереса: воспользовавшись минутой, она занялась делами, которые надо было закончить до утра. В одном она была уверена: ей надо побольше узнать о лорде Эшлине. Что-то такое, что помогло бы ей в случае неудачи с уроками.
— Агги, — перебила она его, спорившего с самим собой о преимуществе твердой власти учителя перед обучением на примерах. — Тебе известно что-нибудь о брате Фредди? Этом новом графе?
Он покачал головой.
— Я могу навести справки, если хочешь.
Райли снова посмотрела на розовый шифон.
— Сегодня вечером, если сможешь, никаких карт — только сплетни. Завтра утром я не хочу оказаться неподготовленной, как это случилось сегодня.
— Ты ведь возьмешь с собой Хасима? — с искренним беспокойством спросил Агги. — Я настаиваю. Я не допущу, чтобы ты ездила по городу одна. Особенно после того случая.
Райли тряхнула головой.
— Не думаю, что присутствие Хасима необходимо. Ему страшно нравится пугать молодых девушек, а я не успею подготовить их вовремя. Кроме того, я думаю, граф потребует, чтобы Хасим не отвлекал его подопечных от занятий, — сказала она, вспомнив горничную, которая упала в обморок в холле, когда они с Хасимом выходили из кабинета. — Я поеду одна.
Агги перевел взгляд с Хасима на Райли.
— Ты хочешь сказать, что граф не знает, что Хасим не просто слуга, а твой телохранитель? Ты должна ему объяснить, что никуда не ездишь без Хасима. Если не скажешь сама, это сделаю я.
Райли подняла глаза к небу.
— А как ты объяснишь, почему необходимо постоянное присутствие Хасима?
— Хотя мне неприятно в этом сознаваться и это противоречит моему характеру, но в данном случае я бы сказал правду, — заявил Агги. — Просто объяснил бы лорду Эшлину, что кто-то пытается тебя убить.
Глава 3
На следующее утро Мейсон, глядя из окна своего кабинета, наблюдал, как точно в половине десятого прибыла наемная карета, доставившая мадам Фонтейн и ее слугу Хасима. Он улыбнулся, увидев, что женщина подняла руку и прикрыла ею глаза от яркого утреннего солнца.
«Должно быть, довольно ранний час для такой ночной бабочки, как ты, — подумал он, —
Хотя Мейсон никогда не бывал в апартаментах актрисы, он прекрасно представлял себе гнездышко, которое устроил Фредди для своей последней любовницы. Для этого ему достаточно было вспомнить неоплаченные счета за дорогую мебель и ценные безделушки, украшавшие нечестивую обитель этой дамы.
Глядя на мадам Фонтейн и мысленно подсчитывая стоимость ее модного туалета, Мейсон понял, что не только роскошная обстановка, но и дорогая одежда является обязательной принадлежностью актрис. Несмотря на то что нынче ее платье было обманчиво невинного розового цвета, оно плохо скрывало ее… как это вчера в клубе выразился один из молодых щеголей? Ах да, «потрясающие прелести»!
И он позволил кузине Фелисити убедить себя, что вот эта женщина станет прекрасной учительницей для его молодых племянниц? Разве он хотел, чтобы они стали жрицами любви? О чем он только думал?
Однако Мейсон прекрасно осознавал, какие мысли появляются у него при взгляде на великолепную высокую грудь и соблазнительную линию талии и бедер мадам Фонтейн, поднимавшейся по ступеням. Ему хотелось надеяться, что наброшенный на обнаженные плечи шифоновый шарф означал, что она стремилась выглядеть скромнее, однако ткань была настолько прозрачна, что эта уступка приличиям не достигала цели, потому что не скрывала ее… привлекательных качеств.
Он глубоко вздохнул и собирался отвернуться, но его влекли и манили кокетливые белые перья на ее шляпе, даже напудренные завитые волосы таили какое-то очарование в своих густых локонах, касавшихся ее шеи.
На мгновение разгоряченное воображение нарисовало ему сцену, где он был рядом с ней, вырвавшийся из плена своего воздержания, далекий от всех обязательств, уже достаточно свободный для того, чтобы снять ее роскошные шелка — неторопливо, один за другим — в комнате с алыми бархатными занавесями, залитой лунным светом, расположенной где-то далеко…
Черт побери, о чем это он размечтался? Потрясенный, Мейсон быстро отошел от окна.
Такие мысли более свойственны Фредерику и ему подобным. Три поколения Эшлинов прославили семью тем, что не платили долгов и не выполняли своих обещаний, удовлетворяя свои самые низменные желания с оперными певичками… и актрисами. Оставалось только удивляться, как еще сохранились титул и кое-какая собственность.
Нет, твердо говорил себе Мейсон, ему хватило ума не слушать ворчливых замечаний Фредерика по поводу того, что университет требовал от своих преподавателей обета безбрачия. Строгий режим научил его сосредотачиваться на своих занятиях, и теперь поможет ему не отступить от поставленной цели — восстановления доброго имени и состояния Эшлинов. Чем он и займется, как только избавится от мадам Фонтейн и ее нежелательного влияния.
Он бросил взгляд в сторону окна, ожидая, когда Белтон доложит о ее приезде. Заложив руки за спину, Мейсон расхаживал перед столом, как в аудитории перед студентами-первокурсниками, и репетировал вступительную речь.