Любовь сквозь пиксели
Шрифт:
Кирилл шутливо прижимается носом к моей щеке, заставляя меня пронзительно взвизгнуть. Вот теперь Мирон оборачивается и смотрит на нас широко распахнутыми зелеными глазами.
– Вы чего творите? – шипит он, а спустя несколько секунд те же слова повторяет учительница начальных классов, которая выглядывает на лестницу со своего этажа.
– Я вас сейчас к завучу за уши потащу! – грозится она и сурово спрашивает: – Фамилии, класс?
– Десятый «А», Кузнецов, – нагло врет Мирон Лукашов.
– Десятый «А», Лапочкин, –
Ну и я ничем не хуже. С кем поведешься…
– Девятый «В», Сдобина, – отчитываюсь я и вдруг замечаю, что взгляд учительницы сползает от моего лица к бедрам, которые Кирилл услужливо подхватил…
Мы обе ловим ртом воздух, только она – возмущенно, а я – со смущением. Ойкаю, подгибаю ноги и торопливо прикрываю ладонями открывшийся вид.
– Безобразие, – краснеет женщина. Она поправляет очки и, стуча каблуками, уходит по коридору. – Сейчас же донесу на вас завучу!
Но стоит ей скрыться из нашего поля зрения, как парни сломя голову срываются с места.
– В медпункт, быстрее! – подгоняю я и ударяю Кирилла по плечу, будто поводьями хлещу.
– Так точно, госпожа «Сдобина»! – смеется мой верный конь, за что тут же получает испепеляющий взгляд от Мирона.
– Тише, – сухо приказывает он. – Вы нас опять спалите.
В медпункте медсестра сажает нас троих на кушетку и просит подождать. Она уходит в процедурный кабинет и закрывает за собой дверь, однако мы все равно слышим, как женщина болтает по телефону.
Сидим в гробовом молчании. Я в центре кушетки, а Кирилл и Мирон по бокам. У одного опять кровь пошла носом, а второй, похоже, понятия не имеет, зачем пришел.
– Так, травмированные мои, пойду-ка я обратно на урок.
– Куда? – вскидывает голову Кирилл, и кровь смачной каплей падает на его шорты.
– Фу, не придвигайся ко мне, – прошу я и сбегаю на другой конец кушетки. Мирон как раз уже встал.
– На физру. Зал вот тут у нас, за поворотом. Неужели забыл? Настолько сильно мяч в голову ударил?
Мирон кивком указывает за спину, где за дверью простирается коридор, ползущий к спортивному залу. Отсюда не слышно ни свистков учителя, ни скрипа подошв кроссовок по дощатому полу, покрытому лаком, ни ударов мячей. Но я слишком хорошо помню эти звуки и без проблем воскрешаю их в памяти.
А вместе с ними в ней просыпаются и иные воспоминания.
Два года назад у Мирона была другая форма, да и у Кирилла тоже. Они оба изменились за долгое время, что мы не общались. Стали выше, а Мирон даже стройнее. Когда мы дружили в седьмом классе, Лукашов был тем еще пончиком. Ребята над ним смеялись, а девчонки воротили нос. Но теперь, я уверена, все совсем иначе.
У Мирона красивое лицо и яркие зеленые глаза. Темные волосы небрежно растрепаны, но это не выглядит неаккуратно или отталкивающе.
Кирилл тоже изменился. Он и раньше был симпатичным, а теперь, когда
Только вот и я больше не прежняя.
– Короче, бывайте. – Мирон салютует нам перед тем, как выскользнуть за дверь.
Кирилл вскидывает руку, чтобы помахать другу, и с его кисти на светлый пол шлепаются капельки крови. Новые струйки текут из носа к губам.
– Фу, – кривлюсь я. – Закругляйся кровищу разбрызгивать. Территорию метишь, что ли?
Стараюсь не смотреть на рубиновое пятно, потому что боюсь, что от этого зрелища меня передернет. Я не боюсь самой крови, меня не пугает вид ужасных ран или алые фонтаны в кино. Но стоит только подумать, что эта жидкость была в чужом теле и насколько она потенциально опасна, сколько заразы может быть в крошечной капельке…
Ну вот, меня все же пробирает мелкая дрожь.
– Я не специально. – Кирилл проводит тыльной стороной ладони под носом. – Просто сил уже нет все это глотать.
– Так зачем ты голову запрокинул, гений? Наклонись и заткни нос чем-то понадежнее, чем пальцы.
– Пытался, – шмыгает Кирилл. – Только всю раковину в туалете залил. Видела, наверное.
– Видела, – бурчу хмуро и отворачиваюсь. Голова кругом от воспоминаний о чужой крови на моих руках.
Громко тикают часы. Солнечные блики сверкают на прозрачных стенках стеклянного шкафчика. На полках под замком немногочисленные лекарства, там же – бинты и вата. Смотрю на них, как изнемогающий от жажды путник на соленое море. Вручить бы уже наконец Кириллу кусок ваты посолиднее и не слушать, как он хлюпает разбитым носом. Но желаемое так близко и одновременно так далеко…
– Дарьян, – зовет он неловко.
Меня тянет обернуться, посмотреть на Кирилла, но я терплю. Сверлю взглядом шкафчик, потому что знаю – гляну на Кирилла, и меня снова начнет мутить.
– Чего?
– Почему ты волейбол забросила? Мы в соревнованиях скоро участвовать будем.
– Рада за вас. Правда. Может, даже поболеть приду.
Не вру, но знаю, что обещание исполню вряд ли. Несмотря на то что мне нравилась наша команда и товарищей у меня в секции было достаточно, сейчас мне болеть не за кого. За школу разве что. Но это совсем не то… Чье имя буду выкрикивать, в напряженный момент вскакивая с трибун?
– Ты не ответила на мой вопрос.
От необходимости продолжать разговор меня спасает медсестра. Она возвращается в кабинет из процедурной и, сев за стол, оборачивается на нас:
– Первый учебный день, а вы уже тут околачиваетесь? Ладно. Давайте подлечим вас.
Кирилла «принимают» первым, потому что его кровотечение в пояснениях не нуждается. Медсестра вручает ему вату, которой Кирилл набивает ноздри, и выгоняет его в коридор:
– Подожди за дверью. Только голову не задирай!