Любовь со второго взгляда
Шрифт:
Эти задержанные хулиганы, которых он вез, были безумно счастливы. Всю дорогу они кричали:
— Приз — в камеру!
Вскоре после картины Якубович получил звание заслуженного артиста России. Артист? Ну конечно же! Он так артистичен на своем «Поле» и так доброжелателен к игрокам. От него идет положительный заряд. А сегодня это очень важно.
Как-то он позвонил мне и спросил осторожно:
— Твоя мама жива?
— Да. (Мама ушла из жизни совсем недавно.)
— Понимаешь, — сказал он. — У нас будет «Поле чудес» к Восьмому марта — с мамами известных
— Ленечка, она, наверно, не сможет: возраст, депрессия. Но я спрошу на всякий случай.
Звоню маме, и она неожиданно говорит:
— К Якубовичу? Пойду! Он очень приятный.
Выпила элениум — и пошла.
В подарок or «Поля» как ветеран войны она получила кухонный комбайн, наборы косметики и витаминов. А мама подарила музею «Поля» мундштук, который в 1942 году вырезал влюбленный в нее солдат. Он лежал в госпитале, где мама была врачом.
А однажды Леня позвал меня на первоапрельское «Поле чудес». Просил придумать какой-нибудь розыгрыш для зрителей о наших с ним отношениях.
Я, как могла, во всем «созналась»:
— Дорогой Леня! Настало время сказать людям правду о том, что произошло между нами в тот далекий романтичный день…
Звучала тихая музыка. Мы танцевали, глядя в глаза друг другу… Было красиво и нежно.
Прошли годы. У нас подрастает дочь. Ей примерно восемнадцать лет… Я прикинула: моральный ущерб, возведенный в степень утраченных иллюзий, с компенсацией инфляции, и все это умноженное на двенадцать месяцев в году — получается сто тысяч двадцать четыре доллара. Эти деньги, дорогой, я вложу в слово из четырех букв, первая буква «к», потом «и», «н» и, наконец, «о», которое сниму о нашей любви и посвящу его тебе…
Что у нас подрастает дочь, Леня поверил даже больше, чем зрители. Во всяком случае, когда я познакомила его с моей Кирой, они подружились настолько, что Леня взял ее однажды в самолет, пилотируемый им самим… А Кира прихватила с собой и трехлетнего сына Колю, которого Якубович прозвал «говорящая голова». Хорошо, что об этом полете я узнала гораздо позже их приземления…
Третьим главным героем картины стал пес Джеки. Он блестяще сыграл приблудную собаку по кличке Сюрприз.
Сценарист Эмиль Брагинский был большим собачником. К нему тоже когда-то приблудился пес. Эмиль дал ему кличку Лайт, «светлый». Наверно, он и стал прообразом нашего героя.
Мы объявили собачий конкурс, и к нам стали съезжаться претенденты со всей Москвы. Хозяйки сниматься хотели, их псы — нет. Одни дрожали, другие рычали, третьи норовили сбежать. Четвертые вообще оказывались суками, хоть и вели себя достойно. И все, как назло, были чересчур породистыми.
Джеки, пес профессиональной дрессировщицы Амиры, был уникальным артистом. Он выполнял все команды с голоса на приличном расстоянии. Несмотря на его не совсем искомые внешние данные (не хватало «бомжеватости»), мы утвердили его единогласно. И ни разу не пожалели.
Иногда Джеки даже импровизировал.
Снималась сцена, когда Ира Селезнева ложилась на скамейку и засыпала. Собака
В другом эпизоде Джеки должен был постоять перед Ярмольником с сочувствующим выражением морды. Потом обогнуть кровать, залезть под нее, достать оттуда портмоне, вернуться и снова встать перед Леней — с этим портмоне в зубах, и все одним актерским дублем. Джеки все проделал без запинки. Наша группа просто разразилась аплодисментами.
Именно Джеки помог придумать финал картины. В сценарии первоначально он был другим: Лучана улетала, а Гриша с собакой, одинокие и грустные, оставались в аэропорту…
Я выяснила у Амиры, сможет ли Джеки прыгнуть на руки к героине. Она пообещала. И мы переписали весь финальный блок — под этот последний кадр картины…
Наша героиня едет из Италии в Москву, чтоб похоронить на родине любимую собаку любимой русской бабушки. Чтоб накапать достоверности в эту сверхоригинальную завязку истории эксцентричной богатой итальянки, мы решили снять настоящую Италию, Рим — хотя бы как фон под титры.
Чтоб долететь до Италии, у нас хватило и энтузиазма, и милостей «Аэрофлота». А вот чтоб по-настоящему снимать на улицах Рима — нужны были специальное разрешение и «крутой» карман спонсорских денег. Кармана не было. Соответственно не было и разрешения.
Все было готово — машина, камера, актриса. Но не итальянская полиция и жандармерия.
Начинаем снимать. Подходят полицейские:
— Здесь снимать нельзя.
Тут с ними вступает в контакг Ярмольник. Он невинно интересуется:
— Совсем нельзя?
— Надо иметь специальное разрешение.
— А с рук можно?
— С рук можно, но коротко, а с земли без специального разрешения вообще нельзя.
— То есть много нельзя, а немножко можно? — валяет дурака Леня.
— Нет-нет, нельзя!
Тут Леня боковым зрением видит, что мы уже заканчиваем съемку.
— Ну что ж, раз нельзя, значит, нельзя. Значит, не будем! Нет, не будем снимать. Закон нарушать нельзя. Поедем в другое место. Мы закон уважаем. Уважаем, и точка.
Пока он таким образом отвлекал полицию, вздыхал и разводил руками, мы успевали все снять.
Валентин Толкачев, президент корпорации ТВТ, красивый и элегантный, был одним из наших ангелов-попечителей.
Я все время подбивала его сняться хотя бы в эпизоде. Он категорически не соглашался. Но однажды все-таки попал в кадр, случайно, однако с большой пользой для картины. Когда Валентин вместе с Леней отбивал нас от очередных жандармов (а мы в это время, как и положено, снимали), панорама скользнула по его выразительной фигуре, которой он, к счастью, перекрыл Леню Ярмольника, то бишь московского героя фильма — Гришу, иначе кадр был бы испорчен: с какого такого перепугу, непредвиденно и неоправданно, Гриша оказался бы в Италии в начале фильма?!