Любовь срывает маски
Шрифт:
Мэриан взглянула на Фолкхэма, который стоически переносил боль, скрывая ее под напускной сдержанностью. Воистину граф очень сильно отличался ото всех тех вельмож, которых знала Тамара. Уж слабым-то его, во всяком случае, никак нельзя было назвать. Что ж, тем хуже для нее. Поскольку этот человек отнюдь не был глупцом, ее пребывание в Фолкхэм-хаузе с каждой минутой делало ее положение все более рискованным. Итак, ее благие намерения держаться как можно дальше от опасности, которую представлял собой себя граф Фолкхэм, рушились на глазах, и с этим она
Ну, во всяком случае, он достаточно серьезно ранен и не сможет побежать за ней, если у нее вдруг возникнет необходимость немедленно улизнуть отсюда. В то же время она не могла избавиться от предчувствия, что если он захочет преследовать ее, то сделает это, не обращая внимания на свои раны.
Ей остается только одно — добиться, чтобы у него не возникло такого желания. Мэриан посмотрела на иглу, в которую она только что вдела нитку. Похоже, после того, как она закончит зашивать ему рану, он вряд ли захочет когда-нибудь снова увидеться с ней и сам будет обходить ее за милю. И девушка внутренне содрогнулась при мысли о той боли, которую она должна будет сейчас причинить ему.
И тогда на помощь ей пришло воспоминание о том, кто он такой. Первый раз за весь вечер она внимательно оглядела комнату, которую он занимал сейчас, ту самую комнату, что принадлежала ее родителям. Ее неприятие еще более усилилось, когда она поняла, как он все здесь изменил до неузнаваемости. Старые, любимые кресла ее отца и письменный стол он заменил новой мебелью из ореха, которой недоставало уютной теплоты. Ее взгляд невольно наткнулся на окровавленную шпагу, что лежала на богатом светлом ковре, оставляя на нем зловещие пятна.
Граф был просто безжалостным убийцей, сказала она себе. Он заслужил всю ту боль, от которой сейчас страдал. И все же кровавые пятна, темнеющие на белых простынях, тут же напомнили ей о том, что он тоже человек и заслуживает жалости и сочувствия.
Ей лучше побыстрее закончить это тяжкое, неприятное дело, подумала она, решительно поднимая иглу.
— Я собираюсь сшить вам края раны, чтобы она не расходилась и лучше заживала, — предупредила девушка, снова приближаясь к кровати. — Но, боюсь, вам будет больно.
— Вряд ли будет больнее, чем уже есть, но я от души надеюсь, что вы умеете обращаться с иголкой, — насмешливо сказал он. — Мне бы не хотелось, чтобы завтра моя нога походила на кое-как залатанные панталоны.
Его внимательный взгляд остановился на ее тонких, нежных пальцах, в которых она держала иголку.
— Разве вы не знаете? Мы, цыгане, славимся своим искусством шить, — она пыталась говорить с ним легким, почти веселым тоном, чтобы хоть немного отвлечь его от своих действий.
— Но вы-то не цыганка, — процедил он сквозь стиснутые зубы, когда она стала протыкать иглой его кожу.
Его слова настолько смутили Мэриан, что она от неожиданности с силой вонзила в него иглу, забыв об осторожности.
— Черт возьми, женщина! — рявкнул он. — Я
— Извините, — пробормотала она, пытаясь успокоиться. — Что вы имели в виду, когда сказали, что я не цыганка?
— У вас слишком правильная речь для цыганки. Вот ваша тетя — та другое дело, у нее вполне характерный выговор. Да и голос ваш и манеры говорят скорее о благородном происхождении.
Мэриан судорожно сглотнула. Ей надо постоянно держать ухо востро, этот человек слишком проницателен. Теперь придется выдумывать какое-нибудь объяснение. Вот только какое? Она вспомнила, как ее тетя однажды сказала, что чем ближе ложь к правде, тем она надежнее.
— Мой отец был аристократом, — сказала она тихо. — Только моя мать — цыганка.
Жесткий взгляд его прищуренных глаз впился в ее лицо, и Мэриан опять показалось, что он видит сквозь маску.
— Так, значит, вы — незаконнорожденная дочь какого-то вельможи? Что ж, это, конечно, объясняет вашу речь и манеры, но только в том случае, если вы воспитывались в его доме, как дворянка. Вы хотите сказать, что ваш отец признал вас?
Слава Богу, он сам пришел к такому заключению и предложил ей уже готовый вариант ответа, так что ей не придется придумывать совсем уж бессовестную ложь. Она с усилием заставляла свои пальцы слушаться и продолжала осторожно сшивать края раны. Однако говорить ей при этом было очень трудно.
— Да. Я жила в доме отца до самой его смерти, — прошептала она. Хотя бы здесь она могла не лгать. — Однако потом его семья отказалась от меня, и я вынуждена была жить со своей тетей как цыганка. С тех пор она и заботится обо мне.
— Вам пришлось нелегко в жизни, — сказал он тихо.
На какое-то мгновение его слова смутили девушку. Конечно, она лишилась обоих любимых родителей, но все-таки она не была одинока и несчастна все эти годы. А затем Мэриан вспомнила, что он думает, будто она обезображена оспой. И девушка внезапно почувствовала досаду и стыд за то, что своим враньем они с Тамарой вызвали его сочувствие и даже жалость.
— На самом деле моя жизнь вовсе не была такой уж тяжелой, — сказала она, осторожно протягивая нитку сквозь кожу. — Даже напротив, я была по-настоящему счастлива. Для меня жизнь похожа на заросший сад. Вы можете провести все свое время, проклиная сорняки, или же будете долго и старательно выпалывать их. Но в любом случае цветы — вот что главное! Вырастут они в вашем саду или нет — зависит только от вас.
Он закрыл глаза, и на его лице появилось то циничное выражение, которое так неприятно поразило девушку при их первой встрече.
— Некоторые сады настолько заросли, что их нет смысла спасать от сорняков, лучше сразу сровнять с землей.
Мэриан вновь отвела глаза от его лица, пораженная той неожиданной горечью, которая прозвучала в его словах.
— Может быть. Но только тогда, когда вы будете уверены, что сможете посадить новый сад.
Его губы сложились в жесткую, пренебрежительную усмешку.