Любовь стоит того, чтобы ждать
Шрифт:
Да, этот звездолет был оснащен скромнее. Минимальные ионные двигатели, всего один, пусть и большой, гравитационный парус, крохотные каютки для каждого из семнадцати членов экипажа, одна общая комната и один спортзал. Остальное пространство занято приборами и лабораториями для исследований. Снаружи корабль и вовсе казался неказистым: неправильной формы, со вздувшимися «шишками» анализаторов и супермощных камер, с протянувшимися вдоль корпуса пока бесполезными щупами.
Но это… идеальный корабль.
В нем все было сонастроено стражам — и мне в том числе — и подогнано
В первые дни это пугало.
Потому что давало понять, что я страж больше, чем думала. Потому что все здесь дышало результатом работы ИХ аналитиков и… генетической памятью. Даже меняющиеся картинки на стенах столовой, проецирующие неведомую Лиллу… планету-матерь, принадлежностью к которой я пока не могла гордиться, но которую не в силах была больше отрицать.
А потом… потом начало восхищать. Как и сами члены экипажа… Они оказались идеально подогнаны, будто составные части головоломки. И даже тот факт, что я новичок, не помешал, пусть и со скрипом, но «войти» в свободный паз. Более того, они приняли меня сразу и безоговорочно. Полюбопытствовали, из какой я линии, посомневались, что помнят фамилию Лан, и дальше не расспрашивали.
Им оказалось достаточно того, что у меня фиолетовые глаза, и я уже нахожусь на их корабле — а значит, по определению принадлежу их цивилизации.
В какой-то мере такая безоговорочность бесила.
Обратная сторона восхищения…
Ведь до этого любое общество — и их в том числе — меня выталкивало. Так что им стоило и дальше продолжать относиться так же? Дать мне возможность бороться и ненавидеть — то есть находиться в привычной обстановке, в которой я чувствую себя, как звездолет в норе?
Но самое закрытое формирование Вселенной пропустило через мембрану свой-чужой просто по факту рождения.
Когда-то я не могла и мечтать о подобном… И до сих пор считала, что живое существо определяет его мировоззрение и поступки, а не набор генов. Что людей следует делить на своих-чужих по принципу несколько иному, нежели цвет глаз… Но здесь считали по-другому. И как бы настороженно я к этому ни относилась, факт оставался фактом: меня считали своей и достойной доверия. Ко мне не придирались и не грубили. Со мной общались как с равной…
Чуть ли не впервые в жизни.
Более того, некоторые мужчины явно были не прочь составить со мной летную пару. Суть которой была несколько шире, чем простой перепих ради физического удовлетворения.
И после первых дней злости и раздражения по этому поводу — почти детского, кричавшего, что мне этого всего не нужно, — я, как привыкающий к новому положению зверек, начала выползать из клетки и даже тереться о подставленные пальцы. А после и вовсе ходила как под воздействием психотропов — настолько внове мне было подобное положение.
Пожалуй, единственное, что не приводило в восторг, так это Гард Норан… Но даже в своем отношении я не заходила дальше
Мальчик, родившийся в золотом звездолете, стал мужчиной, целиком сосредоточенным на важности возложенной миссии… И отлично контролирующим экипаж. Каждый из членов которого выполнял определенные функции.
На корабле было два техника. Три пилота, в том числе капитан.
Боевая четверка.
Корабельный врач, которая следила и за психологическим состоянием экипажа.
«На все звезды мастер», по сути, контролер систем жизнеобеспечения корабля и экипажа, в том числе питания.
Второй навигатор — первым так же оставался капитан.
И пятеро ученых исследователей, хотя на лабораторных заучек они походили меньше всего. Скорее, на еще одну боевую группу…
Впрочем, все мы были выпускниками Академий пилотов, лишь в конце выбравшими отдельные специализации, потому в случае чего пусть не идеально, но могли заменить друг друга. А вместе представляли собой единый организм, способный хоть устроить локальную войну, хоть спасти половину системы… И на формирование грамотной работы этого организма и почти мысленного взаимодействия было отведено довольно много времени.
В мои задачи — вместе с первым техником Оррисом — входило все, что было связано с приборами и физическим функционированием корабля и его систем. Мы дежурили посуточно, но и в дни отдыха, отоспавшись, я присоединялась к мужчине или же изучала какие-нибудь каталоги и инструкции к новым механизмам. Это давно уже стало любимым моим занятием — разбираться с неведомым функционалом и программами.
Ну, или шла в зал, где отрабатывала приемы — не всегда одна — или же, если была уверена, что никто не придет, включала музыку и танцевала, сбрасывая напряжение.
Которое, несмотря на все мои восторги от полета к Краю и ощущение, что я на своем месте, только росло. И все из-за одного ледяного истукана, что не просто не замечал меня, но делал это таким норовым способом, что…
Я бесилась.
Ненавидела.
И мечтала о том моменте, когда миссия закончится, а я подам рапорт об увольнении.
Нет, он больше не хамил. Не обливал презрением. Не отдавал неподобающих приказов. Но когда я на него смотрела — случайно, потому что сложно было избежать этого в малом пространстве корабля, — то натыкалась на непробиваемую невидимую стену, выстроенную специально для меня… От меня. Будто я и правда была виновата.
Наверное, он мог бы разобраться в произошедшем за эти годы… Но ему было неинтересно.
И за это я его ненавидела еще больше.
Меня даже не удивляло, что никто не замечал стены. И моей весьма редкой, но имеющейся реакции. Гард Норан умел быть двуличным и умел притворяться… И я ведь тоже научилась. Мы оба успешно делали вид, что никогда не были близко знакомы.
Но глубоко внутри я чувствовала норов импульс каждый раз, когда замечала его фигуру в коридоре. Или когда он присутствовал на общем спарринге, больше походившем на составление сложных акробатических фигур по указу психолога. Или когда мы пересекались в столовой…