Любовь, страсть, ненависть

Коллинз Джоан

Агата, которую собственная страсть к Джулиану ослепляла, не обращала никакого внимания на новую связь Доминик. Ее уже ничто не волновало. В съемочной группе она старалась вести себя как можно тише, надеясь; что никто не заметит, что она постоянно думает о Джулиане. Никто и не замечал.

В дверь постучали, с широкой улыбкой на лице в трейлер ворвался Фрэнк.

– О-о-о! – воскликнула Доминик, притворяясь, что ей стыдно, и прикрыла грудь. – Скверный мальчишка. Ты меня просто поражаешь! Поцелуй меня.

Они слились в долгом поцелуе, и никто

из них не заметил, как Агата выскользнула из трейлера сразу после того, как юноша вошел туда. Она нуждалась в еще одной дозе своего наркотика. Его взгляд или хотя бы слово, только ради этого она жила все эти дни.

Как только молодой месяц исчез за темными облаками, одинокая фигура поспешно сбежала по каменным ступенькам лестницы замка Рамоны. Сторожевые собаки молчали: человек точно знал время, когда они совершают обход, и хорошо рассчитал, в какой момент он сможет подойти к подвесной тележке так, чтобы его не заметили ни сторожевые псы, ни их хозяева.

Человек присел около деревянного вагончика, достал из кармана несколько небольших инструментов и что-то подрегулировал в коробке передач. Это заняло всего несколько минут. Затем, украдкой оглядевшись и прислушиваясь к малейшему шороху, он исчез в густых зарослях, окружавших обширное имение.

Когда месяц вышел из-за облака, его свет выхватил из темноты несколько янтарных бусинок, которые упали за мягкое сиденье деревянного вагончика.

Любовную сцену Джулиана и Доминик решили снимать на частном пляже Рамоны, подальше от любопытных взглядов туристов из Акапулько. Около десяти ярких ламп освещали эту часть пляжа. Они располагались вокруг того места, где дублеры Джулиана и Доминик лежали на песке, сжимая друг друга в объятиях.

Ник, с сигаретой, которая вечно свисала у него изо рта, нервно ходил взад и вперед, разговаривая с оператором и Блуи. Иногда он бросал взгляд туда, где, наполовину скрытый лампами, стоял Скрофо, который, как обычно, ни с кем не разговаривал и только изредка с ненавистью поглядывал на Ника.

Ник посмотрел на него. Почему этот человек стал таким чудовищем, недоумевал он. Каким было его детство, откуда у него такие садистские наклонности? Должны же быть какие-нибудь причины его злобы, того зла, которое исходит от него. Он взглянул еще раз, но Скрофо уже ушел.

Ник пожал плечами и пошел к собравшейся съемочной группе. Все тихо переговаривались. Они были рады, что хоть сейчас Скрофо не крутится рядом и не раздражает их. Все последние месяцы съемочная группа и почти все актеры страдали из-за этого гнусного человека. Они презирали Скрофо, пытаясь игнорировать его.

Характеристика Шерли Франкович о его хватке продюсера оказалась сильно преувеличенной. Обаяния, такта и воспитанности, которые она так ярко расписывала, не было и в помине. Его знание процесса съемок было отрывочным, а стремление во всем идти наперекор съемочной группе и актерам просто поражало. Когда его не было рядом, Нику легче работалось, да и на съемочной площадке царило спокойствие.

Джулиан, одетый в легкий полосатый

халат, наброшенный поверх купального костюма телесного цвета, сидел на брезентовом стуле чуть ближе к воде. Он небрежно листал страницы сценария и смотрел на Инес, которая подошла, чтобы сесть рядом. Она легко положила руку ему па плечо, и он улыбнулся.

Луна призрачно мерцала на глади спокойного океана, волны тихо набегали на берег. Инес взяла Джулиана за руку, и они задумчиво смотрели на море.

Внезапно появился один из мальчиков Рамоны и передал Инес записку.

– Извини, дорогой, – сказала она, – врач звонит из Лос-Анджелеса. Я должна пойти в главное здание, чтобы ответить.

– Надеюсь, что результаты анализов будут хорошими, – сказал Джулиан.

– Я уверена, что все так и будет, – улыбнулась она. – Я сразу же вернусь, дорогой.

Джулиан поцеловал ее и восхищенным взглядом проводил ее стройную фигуру. Она пересекла пляж и направилась к подвесному вагончику канатной дороги.

Тот располагался у основания зубчатой скалы. Его белый корпус был здесь явно не к месту, особенно на фоне экзотичной роскошной природы.

Инес вошла и нажала на третью кнопку. С дребезжанием и скрипом древний механизм начал подъем вдоль отвесной скалы прямо к дому. Кажется, он двигается намного медленнее, чем обычно, подумала Инес; в течение всего пути он трясся и дрожал, странный скрип исходил от его шкивов, пока они тянули стонущую машину до третьего этажа.

Весь этаж был совершенно темным. Инес ступила на белый мраморный пол, гулкий звук ее шагов разносился по всему этажу, пока она шла в офис постановщика.

В комнате было очень темно. Несмотря на теплую влажную ночь Инес дрожала. Она включила свет, подошла к телефону и попросила оператора соединить ее со звонившим из Лос-Анджелеса.

– К вам никто не звонил, сеньора, – сказал оператор.

– Да нет же, я только что получила записку, что звонит мой врач, – ответила Инес.

– Нет, извините, мисс Джиллар, но вам сегодня вечером никто не звонил. Ошибки быть не может.

Озадаченная Инес положила трубку и, прежде чем уйти, присела, чтобы подумать. Потом она встала, подошла к двери и увидела в коридоре знакомую приземистую фигуру, которая с важным видом медленно шла между мраморными колонками террасы. Инес замерла. Умберто Скрофо был тем человеком, с кем она меньше всего хотела бы сейчас встречаться. Ей не хотелось, чтобы он вновь загнал ее в угол. Только не ночью и не в пустынной темноте виллы.

Внезапно Скрофо резко остановился и стал оглядываться по сторонам, как будто что-то услышал. Он похож на животное, подумала Инес, у него какое-то звериное чутье.

Она чувствовала отвратительный запах его одеколона, который, как ядовитые испарения, висел в ночном воздухе, запах его тела.

Через несколько секунд Скрофо продолжил свой путь, явно направляясь к канатному вагончику. Инес увидела, как он нажал на кнопку, и, когда машина начала тяжелый спуск, услышала знакомый громкий скрип.