Любовь, страсть, ненависть
Шрифт:
Ему надоела ее болтовня, к тому же он терпеть не мог уродливых женщин, но, когда Ирвинг Франкович заговорил с ней, Скрофо понял, что это его жена. Пока Ирвинг писал в Риме сценарий, Шерли жила в Нью-Йорке, поэтому Умберто никогда с ней не встречался. Теперь он понял, что это к лучшему. Шерли Франкович была той силой, которую можно было использовать в своих интересах. В этом городе она считалась прекрасной писательницей и знаменитой женщиной. Умберто решил, что ему стоит поддерживать с ней знакомство. Она могла помочь ему взобраться на вершину славы.
Шерли усиленно напивалась. Четыре бокала «Крага» перед обедом и три рюмки «Столичной» она опрокинула быстрее, чем моряк во время увольнения
В юности Шерли так много не пила, но с возрастом это стало ее второй натурой. У нее были тяжелые воспоминания о годах, прожитых в Нью-Йорке, когда она была еще начинающей писательницей. Она пила каждую ночь и всегда в компании мужчин, ни один из которых ни разу даже не посмотрел на нее. Тогда Шерли была такой робкой и застенчивой, такой запуганной, что сознательно пряталась в тех романтических грезах, которые сама придумывала и потом излагала на бумаге. Протрезвев, она повсюду встречала отказ. Ей отказывали издатели и мужчины. Только ежедневная порция розового ликера, сухой мартини или коктейль с шампанским могли вселить в нее уверенность, что она хоть что-то значит. Иногда ей удавалось закончить вечер в постели кого-нибудь из своих собутыльников. Утром она всегда просыпалась с дикой головной болью. Мучило похмелье. Порой она обнаруживала, что лежит поперек кровати на скомканных белоснежных простынях где-то на верхнем этаже манхэттенского небоскреба, но чаще всего Шерли видела загаженный мухами потолок с осыпающейся штукатуркой в какой-нибудь захудалой квартирке среднего уровня. Объект ее ночного внимания, типичная скотина с пьяными глазами и прокуренными зубами, даже не смотрел на нее. Это было просто невыносимо.
Было бы большим преувеличением назвать Шерли даже симпатичной, но ей тоже хотелось получать удовольствие, быть любимой и соблазнять мужчин длинными стройными ногами и большой грудью. Иногда поздно вечером пьяные мужчины теряли чувство реальности и удовлетворяли свое желание с Шерли. Она прекрасно понимала, что ей никогда не сыграть ни главную, ни даже второстепенную роль в сердце своих так называемых любовников, но старалась не сильно горевать по этому поводу. Вместо этого, оказавшись на вечеринке, в клубе или баре, она старалась стать душой компании и центром всеобщего внимания. Она накачивала себя коктейлями, и ее юбка задиралась все выше, открывая подвязки и белые чулки, которыми она надеялась кого-нибудь соблазнить.
Случалось, что какой-нибудь парень оставался с ней неделю или даже месяц, но никогда дольше. Красивых ног, пышной груди и непристойного юмора было мало, чтобы пользоваться постоянным вниманием.
К тому времени, как Шерли Горович встретилась с Ирвингом Франковичем, она была толстой тридцатипятилетней женщиной, озлобленной на жизнь, которая обошла ее стороной. Ирвинг, скромный и непривлекательный, но очень талантливый писатель из Хобокена, безумно в нее влюбился. Шерли казалась ему самой остроумной, самой веселой и самой сексуальной женщиной в мире. Опыт его общения с женщинами был очень мал, в основном из-за скромности и непривлекательной внешности, но Шерли это совсем не волновало. Наконец-то она подцепила мужика.
Их родители в Бруклине и Хобокене с облегчением вздохнули, когда дети поженились. На типично еврейской свадьбе гостей кормили вяленым лососем и осетриной, вареной и жареной картошкой, пирогами и поили дорогим красным вином и французским шампанским. Шерли напилась в
– Вы все, наверное, думаете, что Ирвинг выглядит не очень-то классно, но зато он теперь принадлежит только мне! Так что руки прочь, девочки, здесь я командую.
Некоторые ее подружки захихикали, а старые Франковичи неодобрительно заворчали. Мать Шерли предупреждающе подняла брови. Но невеста, сделав несколько больших глотков шампанского, уже не могла остановиться. Казалось, что ее массивная грудь, сжатая тесным бюстгальтером, вот-вот выпадет из платья. Она несколько раз громко икнула и сказала:
– Да, я знаю, что у него тело, как у сморщенного карлика, но в постели он настоящий зверь… такой знойный мужчина.
Молодые представители обеих семей громко расхохотались, а родители, дядюшки, тетушки, пожилые кузены и кузины сидели молча, с явным неодобрением на лицах. Ирвинг смущенно потупился, его обычно болезненно бледное лицо залила яркая краска стыда. Держа мужа за руку и чувствуя поддержку смеющихся гостей, Шерли уже не могла остановиться. Ее понесло. Схватив бокал Ирвинга, она одним глотком опрокинула его и взвизгнула.
– Вы все тут, наверное, думаете, что у него лицо, как у большого кролика с длинными ушами, которого можно подергать за смешной красный нос… но я вам скажу, ребята, – ее голос перешел в таинственный шепот, – я им просто восхищаюсь, потому что он и трахается, как этот кролик!
Шерли завизжала от восторга и выпила еще один бокал вина. Все, кроме родителей Ирвинга, покатывались от хохота. Новобрачная чувствовала, как на нее накатываются волны их любви. Эти хохочущие лица смотрели на нее с восхищением. Она упивалась этим чувством. Не обращая внимания на дурацкое положение, в которое по ее милости попал Ирвинг, игнорируя разъяренные взгляды его родителей, Шерли выложила изнемогающим гостям последнюю пикантную деталь:
– Скажу вам по секрету… – Она оперлась руками о стол и зашептала таким тихим голосом, что многим гостям пришлось, наклониться вперед или встать, чтобы расслышать каждое ее слово. – Между нами, девочками, говоря, он самая разрушительная сексуальная машина, какую я когда-либо видела, а я, поверьте мне, немало повидала мужиков… Он может работать всю ночь и все утро, и, хотя его маленькому попрыгунчику не хватает нескольких дюймов, чтобы подробно все исследовать там, он с лихвой компенсирует недостаток длины напористостью и энергией… О, он может пыхтеть всю ночь напролет, а потом и весь день…
Она совершенно покорила аудиторию. Шерли еще никогда не было так хорошо. Не обращая внимания на неодобрительно насупившихся тетушек, призванных наблюдать за юными членами семей на этой свадьбе, прямо на виду у гогочущих официантов (некоторые прибежали из других залов, чтобы послушать ее), Шерли повернулась к своему раскрасневшемуся, сконфуженному супругу и жадно поцеловала его взасос.
– Этот маленький поц самый великий сексуальный инструмент в моей жизни, а я их повидала черт знает сколько!
Весь зал разразился аплодисментами, за исключением отца Ирвинга, который обмахивал платком находившуюся в глубоком шоке жену. Они не могли понять, почему их единственный драгоценный сын выбрал себе в жены эту пьяную вульгарную проститутку. В конце стола хохотали племянницы и племянники, которые, даже не понимая, что сказала тетушка Шерли, по реакции взрослых видели, что это было что-то очень и очень смешное.
Вечером, когда они остались одни в шикарном люксе, где начался их медовый месяц, Ирвинг дал волю своему гневу и начал супружескую жизнь с ссоры.