Любовь Стратегического Назначения
Шрифт:
Иногда у нее в руках был большой нож.
Юля спала с найденным в кладовке молотком под подушкой.
Брат приехал неожиданно.
В своей черной курсантской форме, с алыми погонами и аккуратным черным чемоданом. Утром в дверь позвонили, Юля открыла — и брат был там.
Он долго, словно в какой-то прострации, стоял и смотрел на спящую в этот ранний час мать.
Потом они с Юлей вымыли полы, вынесли мусор и перемыли всю посуду. Брат, переодевшийся в свою пахнущую сыростью «домашнюю» одежду, бесстрашно давил
Проснулась мама. Пришла в кухню и минуту с недоумением рассматривала своих детей, потом воскликнула:
— Сережа! — и обняла своего сына.
Она заплакала и стала покрывать его лицо поцелуями. Он терпеливо снес запах ее рта и тела, ощущая на губах вкус ее слез и слюны.
— Я в отпуск приехал, мама, — сказал он.
Мать прижимала сына к себе изо всех сил. Юля смотрела на них сверху, стоя на подоконнике: когда мама зашла в кухню, она как раз протирала влажной тряпкой форточку.
— Все, мама, — сказал брат. — Ты больше пить не будешь.
— Не буду, мой золотой… — пролепетала мама, размазывая слезы и кивая.
К обеду ее стало трясти так, что Юля встревожилась не на шутку. Вечером сын поймал ее возле лифта — она босиком выскользнула из квартиры. Когда он попытался взять маму за руку, она заверещала как взбесившееся животное. Она кричала на сына, чтобы он отстал от нее. Она материлась и плевалась. А потом ударила его изо всех сил в лицо. И замерла замолчав.
Он смотрел маме в глаза секунд десять. Кровь из разбитого носа закапала его футболку с надписью «Спидвей-86. Скорости нашего времени».
Он развернулся, собрал свои вещи, переоделся и ушел ночевать к отцу.
И вот тут-то Юле стало по-настоящему страшно.
На первом же после этого случая медосмотре в школе медсестры из горбольницы добрались и до их класса. Урок был остановлен и тетеньки в белых халатах стали бегло просматривать языки, уши и волосы учеников 6—го «А».
— Ой-ей-ёй!!! — сказала вдруг одна из медсестер. — Это что еще за ужас???
Все повернулись и увидели, что тетя-доктор брезгливо держит рукой в резиновой перчатке длинный локон Юли.
— Вши? — спросила учительница, сидящая за своим столом.
— Да тут, по-моему, все! — сказала вторая медсестра, тоже подошедшая к Юле.
Юля испытала первое, по-настоящему жестокое, унижение в тот момент, когда её заставили собраться на глазах у всего класса. А во время наступившей внезапно перемены две врачихи, помахивая своими квадратными чемоданчиками, на глазах у всей школы провели её к автомобилю с красным крестом…
Уже в больнице она начала вдруг хныкать и отбрасывать от себя чужие руки. Её смогли успокоить, только пообещав побрить наголо и показав огромный шприц для промываний. Она не знала, что этим шприцом уколов не делают. Но сработали оба аргумента безотказно.
Ей втёрли в голову вонючую мазь. Заполнили документы и повезли
Юля обречённо привела медиков в свою квартиру.
На следующий день появились представители Комиссии по делам несовершеннолетних. С Юлей поговорила тетенька, которую все вокруг называли Лара Евгеньевна. С мамой разговаривали какие-то люди и милиционер.
Маме показывали бумаги, и мама в них даже смотрела. Но Юля не могла с такого расстояния определить — видела ли мама эти бумаги вообще.
Мама «успела с утра». Граммов 150 как минимум. Поэтому с полуулыбкой слушала всё, что ей говорят, иногда кивала и даже почти не материлась.
Когда все ушли, Юля привычно закрылась в своей комнате, подпёрла дверь и посмотрела на свой портфель.
Она легла в постель, не выключая свет, и тихонечко поплакала. А потом заснула.
Ей снился хороший сон.
Потому что когда улыбаются во сне — значит, снится хорошее.
А она улыбалась. Я помню это.
На следующий день на пороге школы два первоклассника тыкали пальцем и кричали:
— Вшивая! Вшивая!
Они кричали это очень громко и от переполнявшей их радостной злости их юные голоса вибрировали. Юля вошла в большой холл большой престижной школы в хорошем районе города. Юля вошла в школу и увидела, как несколько десятков голов повернулось в её сторону.
Вихрастых голов и голов с косичками, голов с бритыми затылками и голов с аккуратными проборами, с «конскими хвостами» и чубами до носа.
Юля увидела это и остановилась. Потом развернулась и вышла. Пересекла школьный двор, прошла мимо автобусной остановки, свернула в сквер возле памятника. Прошла и его. Уже здесь услышала звонок на первый урок. Не из своей, а из ближайшей к ней сейчас 22—й школы.
У нее екнуло сердце — впервые она не шла на занятия как все Нормальные Дети.
Она прогуливала (!?) школу.
Значит, она Ненормальный Ребенок? Как все остальные мальчики-хулиганы и девочки-врушки? Интересно! — она, как и все люди, обращалась толи к себе, толи к кому-то еще. — Интересно! А бывают девочки-хулиганы и мальчики-врушки?
— Значит, я Ненормальный Ребенок! — она вдруг заулыбалась. — Я девочка-хулиган!
Настроение у нее улучшилось и она, с разбегу попрыгав по нарисованным на асфальте «классикам», побежала дальше, размахивая портфелем.
Она целый день гуляла по городу. Устала, но почему-то чувствовала себя невероятно легко. Нашла кусок булки и крошила его голубям на площади. Видела группу малышей из детского сада на прогулке. Под вечер, замерзнув, она вошла в большой Дом Культуры и села на одно из многочисленных мягких сидений в фойе. Какие-то дети с родителями переобувались и сдавали одежду в гардероб. Взрослые люди проходили мимо нее в кинозал на первый вечерний сеанс. Дети пришли на занятия в танцевальном кружке. Поэтому скоро удалились в свой «Танц. Зал № 1».