Любовь Стратегического Назначения
Шрифт:
— Однажды бабушка заметила, что сахар уж очень быстро заканчивается… А его в деревне закупают мешками… На варенье там и вообще… Вот… Смотрит она как-то, я в кладовку иду. Подсмотрела за мной. А я, оказывается, наберу сахару в кулёчек и иду в курятник. Сыплю его в кормушки, в воду… Бабушка моя: «Внученька! Шож ты делаешь?!» А я: «Хочу, чтобы яички у курочек сладкие были!»
Но, то будет потом.
А в ближайшее лето, оставив Ваську на попечение соседей по общежитию, родители завезли Юлю в деревню, старшего брата
Лето было длинное-предлинное…
Тёплое-тёплое…
Дни и ночи проводила Юля с бабушкой Надей. Они готовили кушать, собирали малину, ходили купаться на речку… А лето все шло и шло… Все не кончалось…
По вечерам они сидели с соседками по проулку на лавочках. Щелкали семечки, разговаривали. Ждали пастуха с коровами. Когда уже темнело, пригонял он деревенское стадо. Коровы тяжело и неспешно шли по улице, безошибочно определяя свои дворы и усеивая дорогу лепешками. Пастух Федька Зайцев, всегда веселый и выпивший, все норовил стукнуть ладонью по заднице какую-нибудь незамужнюю молодуху.
— Тьфу, прИдурок «(с ударением на первый слог)! — кричали ему. — Иди к Настьке-Ведьмачке целоваться!
Настькой-Ведьмачкой звали девушку с другого края села. Она жила в доме возле самого леса с дяденькой, который называл ее мамой. Настька-Ведьмачка всегда улыбалась и выглядела гораздо моложе этого «сына». Но Юлю подобное не удивляло: уж если две абсолютно одинаковые бабуси — это мама и дочь, то, значит, все может быть в этом странном мире.
Она знала о моем существовании?
Или нет?
Я так и не поняло это.
После случая с Волшебником, я все ждало, когда она позовет меня. Спросит:
— Эй? Ты здесь? Хотя бы поинтересуется ради того, чтобы понять: ей показалось. Никого нет. И не было.
Ни разу.
Ни разу не обратилась она вовнутрь с вопросом.
Ни разу не спросила.
И я молчало терпеливо. Может, не пришло еще время. Может, и не придет никогда. Может, она ничего не поняла тогда. Может, УЖАС стер все из памяти. Может, она забыла?
Я помню все.
Я ее запасная память.
Даже если она забудет — Я буду помнить.
Они пришли с бабушкой в «Центр» — так называлось в Деревне место, где стояли рядышком Почта, Клуб, Сельсовет и Магазин. Именно Магазин интересовал двух родственниц с сорокапятилетней разницей в возрасте. Баба Надя купила Юле стаканчик розового мороженого, надела на нос очки и стала по составленному
Она произносила:
— Мыло два куска… — и продавщица тетя Маша лезла за этим мылом в ящик.
— Ага… — говорила бабушка Надя. — Так… Теперь уксуса бутыль…
И тетя Маша шла в подсобку чем-то звенеть и шуршать, выискивая нужный товар.
Так могло продолжаться минут двадцать.
Юле было скучно есть мороженое в такой обстановке и она вышла на улицу. Солнцу оставалось еще примерно полпути расстояния и час времени до высшей точки дня. Что посреди лета в этих широтах означало — уже жарко.
Юля, ковыряя плоской деревянной палочкой содержимое картонного стаканчика, прошлась до угла магазина. Здесь была наклеена афиша нового фильма, идущего в Клубе. Щурясь от солнца, Юля рассматривала дяденек и тетенек нарисованных на ней. Потом развернулась и, продолжая есть мороженое, вернулась к крыльцу магазина. Заглянула в дверь: бабушка еще зачитывала продавщице свой список.
Протарахтел трактор, громыхая пустым прицепом. Тракторист помахал Юле грязной рукой, улыбнулся. Юля облизала плоскую деревянную палочку и помахала ей вслед трактору. Потом решила прогуляться в другую сторону. И прогулялась.
Когда до угла оставалось примерно пять ее детских шагов, она оторвала взгляд от содержимого слегка размокшего стакана, подняла свое перемазанное розовым и липким лицо, посмотрела вперед и остановилась.
Прямо перед ней стояла молодая девушка в цветастом платье по колено и ослепительно белой косынке, повязанной на голову. Девушка была голубоглаза, боса и держала обеими руками перед собой большую пустую авоську.
Девушка улыбалась.
Юля, открыв рот, смотрела на нее.
Я смотрело на нее.
Мы знали, кто это.
Настька-Ведьмачка.
Всякое говорили про нее в селе.
Всякое слышала про нее маленькая Юля.
Но я уже знало: не все, что говорят, нужно слушать.
Слушать нужно другое.
Юля заворожено рассматривала Настьку.
Я смотрело.
Я видело.
За улыбкой Настьки — еще одна улыбка.
А за ней — еще одна. А там — дальше — травы, пахнущие пряно, от чего слабость в коленях, большой пень нагретый солнцем — теплый.
Я слушало.
Я слышало.
За улыбкой Настьки — еще одна улыбка.
А за ней — еще одна. А там — дальше — шорох травинок, листьев на деревьях от легкого ветерка… каждый звук плетет узор ласкового нежного шепота…
Что-то улыбалось оттуда. Что-то было источником, рождающим Спокойствие… от которого, как круги по воде, расходились улыбки, достигали далеких и ближних берегов. Одним из которых была Настя… А мы стояли сейчас на берегу ее глаз и смотрели…
— Ба?.. — позвала Юля, когда они уже улеглись в свои постели и потушили свет.