Любовь Стратегического Назначения
Шрифт:
Он — это на самом деле Я!
Я! — ВОТ ЧТО ТАКОЕ он.
Так должно быть!
А у тебя — всё наоборот!
— Она держит Тебя здесь в этом ящике как насекомое! Так не должно быть! — свирепо рычит сверкающая и подавляющая собой гора, и со всей силы бьёт своим сверкающим кулаком размером с небоскрёб в крошечный несгораемый и не существующий шкаф, вминая его дверцу внутрь.
Но ведь она… она — та маленькая девочка, которой Я шёпотом подсказывало.
— ЧТО???
Она
Запутавшаяся маленькая девочка, которую Я
( люблю)
– ###???
Немыслимые, Гигантские, Сверкающие пальцы хватают сейф, и он трескается как яичная скорлупа.
Он — этот воображаемый, не существующий ящик — рассыпается в воображаемые атомы и, наконец, перестаёт существовать даже в воображении.
— ВОТ!!!
Что ты делаешь???
– ###!!!
Неподдающиеся осознанию Руки, сверкающими горстями хватают чёрные плотные конверты, ломают чёрный сургуч и вытряхивают их содержимое; разбрасывают треснувшие пробирки с кристально чистым содержимым внутри; швыряют хрупкие непрозрачные контейнеры, разлетающиеся в пыль.
— ВОТ!!!
Он зачёрпывает эту пыль и сыпет в свой чёрный сундук.
ТАМ.
Маленькая фигурка человека в больничной пижаме, сидящая в кресле. И маленькая фигурка в синем халате, протягивающая ему сейчас маленький хрустальный скипетр. Тонкую стеклянную палочку, поймавшую отблеск телеэкрана.
Прибор для измерения температуры тела.
Разграфлённый и поделенный на градусы.
Термометр.
Градусник.
— Ты точно самый странный человек, которого я встречала, — сказала Алёна и поняла, что ей давно хотелось это сказать. И что ей приятно говорить это Ему:
— Ты не такой, как другие… Не серая геометрическая фигура, а большое разноцветное пятно…
Ей захотелось обнять Его. Прижать к себе. Она протянула руку и коснулась Его волос.
Его лба.
— Эй! — она вскочила и встревожено заглянула в Его глаза. — Ты чего молчишь! У тебя же температура поднялась!
Его глаза сверкнули и сразу же помутнели. Словно неожиданно сгустился туман, где-то там — по ту сторону Его зрачков.
— Эй! — Алёна тряхнула его за плечо. Он привалился к спинке кресла. Смотрел так, будто не узнаёт её.
Она прикоснулась губами к Его лбу — огонь.
Алёна не на шутку встревожилась.
— Сейчас, — говорит она и быстро идёт в свою спальню. Она хватает со своего столика футляр с градусником и так же быстро возвращается в зал.
Она стремительно ступает своими босыми ногами по ковровому покрытию, но ей кажется — слишком медленно. Словно её тело утратило свои обычные аэродинамические показатели и туго входит в воздух. Трётся о него. И как метеорит в верхних слоях атмосферы — начинает нагреваться.
Пространство становится вязким.
Хватает за голые ступни, которые
Алёна думает о том, что температуру нужно измерить и ей тоже. Но сначала Ему.
Сначала Ему.
Она несколько раз резко взмахивает термометром, сбивая предыдущие показания, протягивает:
— Держи! Нужно измерить температуру!
Он смотрит так, будто не то, что не узнаёт, — не видит её вовсе. Алёна сама приподнимает его руку и вставляет градусник в его подмышку. Словно ключ в замок зажигания. Ей даже кажется, что она слышит характерный щелчок, И:
— СУКА! ВАФЛИСТКА! ЗАЩЕКАНКА! МИНЕТЧИЦА! — зарычал он ей вдруг в лицо и крепко вцепился в её запястье. Он рывком дёрнул её к себе и пролаял, исторгая изо рта мокроты и запах прихваченного морозом дерьма:
— У ДЫТИ И САХАРА СОСАЛА!!!
Жёлтая слизь попала ей в глаз.
Она зажмурилась. Дёрнулась изо всех сил. Вырвала руку из его мёртвой хватки. Всё ещё ничего не видя, почувствовала, как его ногти сорвали тонкие полоски кожи с её предплечья. Зашипела от боли. Услышала:
— ВШИВАЯ! ВШИВАЯ!
Прямо за спиной:
— ВШИВАЯ! ВШИВАЯ!
Сколько голосов произносят это?
— ВШИВАЯ! ВШИВАЯ!
Она вжала голову в плечи и
Открыла глаза. Он стоял прямо перед ней. Ухмыляясь не своей и от этого страшной улыбкой. Словно не улыбка это — глубокий шрам, прорубленный в черепе. Не своим и от этого страшным голосом он проскрежетал, будто в горло ему напихали толчёного стекла:
— У ГОРЬКОГО ЧЛЕН ГОРЬКИЙ, У ПУШКИНА ЧЛЕН ПУШКОЙ, А У ТОЛИ САХАРА? СПРОСИТЕ ЮЛЮ ИЗ ПЯТОГО ПОДЪЕЗДА!!! ХА-ХА-ХА!!!
И он захохотал ей в лицо не своим и от этого страшным хохотом. Она закрыла глаза.
— Я не Юля, — шёпотом.
— ХА-ХА-ХА!!!
— Я — не Юля, — она зажала уши кулаками.
— ХА-ХА-ХА!!!
— Я! НЕ! ЮЛЯ!!! — завизжала она, ничего не видя и не слыша. — Я! НЕ! ЮЛЯ!!!
Он лежал мёртвый.
Как мёртвый.
Кисти и локти вывернуты под неестественными для живого организма углами.
Она не видит, чтобы его грудная клетка шевелилась.
Она видит его остекленевшие глаза.
Его высунутый язык словно пробует на вкус ковровое покрытие комнаты.
Она видит лужицу слюны.
Она (наконец-то!) видит и
(наконец-то!) делает вдох.
Выдох. Вдох. Выдох.
В руках — незнакомое ощущение. В сухожилиях и ладонях.
Она смотрит на свои сжатые со всех сил кулаки.
В правом — жжение.
Она с усилием раскрывает его. Мелкие осколки стекла, впившиеся в ладонь. В рисунок, по которому некоторые определяют судьбу. В линиях ума, сердца, жизни — торчат хрупкие обломки треснувшего от приложенного усилия термометра. Лопнувшего от непроизвольно сократившихся мышц кисти. Она опускает взгляд и видит обломки его у себя под ногами. Навсегда испорченного прибора для измерения температуры тела. Разграфлённого и поделенного на градусы.