Любовь, только любовь
Шрифт:
– Кто это? спросил он, указывая белым костлявым. пальцем на Катрин.
Внешность Диманша-Мясника ненамного выиграла от света свечи, которая осветила лицо в оспинах и красный рубец от клейма палача на щеке.
– Дикая козочка, которую мы нашли на улице. Она говорит, что хочет видеть тебя. Жако, – ответил он. Длинные извилистые бесцветные губы Короля Ракушек вытянулись еще больше в гримасу, которую можно было бы назвать улыбкой. Он потрепал Катрин за подбородок.
– Хорошенькая! – одобрительно воскликнул он. – Неужели моя репутация сердцееда привела
– Нет, – ответила Катрин твердо. Постепенно выдержка и спокойствие вернулись к ней. – Я здесь потому, что мне нужно увидеть Барнаби. Он сказал, что если он мне когда-нибудь понадобится, то я смогу найти его у тебя. А он мне сейчас нужен!
Неприятный блеск, на мгновение появившийся в глазах Жако, погас, как только опустились его тяжелые веки. Безобразный, скрюченный маленький Жеан-Толстосум, сняв рваную фетровую шляпу и поправив рыжие спутанные волосы, бросил быстрый взгляд на Катрин.
– Теперь я знаю, кто ты… Ты племянница этого осла Матье Готрэна, прекрасная Катрин… чистейшая девственница во всей Бургундии! Теперь я не жалею, что ты выскользнула из моих рук, потому что ты предназначена для более великого человека, чем я. Если бы я тронул тебя, я рисковал бы шеей…
Выразительный жест сопровождал последние слова маленького человечка. Катрин с удивлением отметила, что несмотря на нервный тик, который исказил его лицо, оно имело тонкие черты и красивые глаза.
– Рисковал шеей? – спросила она с неподдельным удивлением. – Почему?
– Потому, что герцог хочет оставить тебя для себя, и ты будешь принадлежать ему. И все же, хотя это и ясно, как божий день, надо было мне, пожалуй, уступить своим желаниям. Сначала ты, потом виселица! Чудесный способ укоротить жизнь! Но ты, право, стоишь того!
Жако де ла-Мер счел, что разговор затягивается. Его рука медленно опустилась на плечо Катрин.
– Если ты хочешь увидеть Барнаби, поднимись по лестнице. Он на чердаке, на самом верху дома. Лежит в постели после падения на Гентской дороге три дня назад. Тебе будет нелегко с ним говорить, так как он, должно быть, мертвецки пьян. Вино – единственное лекарство, в которое он верит.
Следуя указанию руки хозяина дома, Катрин стала подниматься по лестнице. Проходя мимо Сары, она задела цыганку своим платьем, но глаза той были закрыты, и она пела. Исторгая песню из глубин сердца, погрузившись в свои внутренний мир, за тысячи миль от воровского притона.
Чердак был закрыт шаткой дверью из грубых досок. Сквозь нее пробивался свет свечей. Катрин без труда открыла дверь: достаточно было просто толкнуть ее, – но проем был настолько низким, что нужно было согнуться почти вдвое, чтобы пройти. Она очутилась в темной, без окон комнате под круглыми скатами крыши. Соломенный тюфяк был брошен под массивной балкой, и на нем лежал Барнаби. Рядом с ним стоял кувшин с вином, в оловянной плошке трещала неприятно пахнущая сальная свеча. Лицо Барнаби раскраснелось, но он не был пьян. С удивлением он смотрел на Катрин.
– Ты? Что ты здесь делаешь… моя голубка? И в такое время
Он приподнялся и целомудренно натянул рваную рубашку на грудь, покрытую седыми волосами.
– Барнаби, мне нужна твоя помощь, поэтому я и нашла тебя, как ты мне велел, – сказала Катрин, садясь в ногах Барнаби на матрац, сквозь дыры которого торчала солома. – Ты ранен? – спросила она, глядя на грязную повязку у него на лбу, запачканную бальзамом и пятнами крови.
Он безразлично пожал плечами.
– Пустяки. Один грубиян стукнул меня лопатой, потому что я хотел пересчитать его сбережения. Уже почти зажило.
– Ты никогда не изменишься! – воскликнула со вздохом Катрин. Она не возмутилась и не удивилась признанию. Возможно, веселый блеск в глазах друга делал все его слова вполне безобидными и даже забавными. Для Катрин не имело значения то, что Барнаби был вором, если не сказать хуже. Он был ее другом, и это главное. Он мог делать все, что заблагорассудится. Однако, чтобы успокоить свою совесть, она попыталась предостеречь его:
– Если ты не будешь осторожным, то однажды попадешь с петлей на шее на Моримон к мэтру Бленьи.
Беззаботно махнув рукой, Барнаби отогнал эту неприятную картину. Он сделал большой глоток вина, поставил кувшин, вытер рот рукавом и поуютнее зарылся в свое тряпье.
– Ну, а теперь – выкладывай… скажи, что привело тебя сюда? Хотя я думаю, что и так знаю!
– Знаешь? – спросила Катрин с искренним удивлением.
– Я знаю вот что. Герцог Филипп приказал тебе выйти замуж за Гарэна де Брази. И для того, чтобы уговорить этого богатого господина взять в жены племянницу некоего Матье Готрэна, торговца, он дал за тобой большое приданое. Герцог Филипп всегда знает, чего хочет…
Выразительные глаза Катрин округлились и стали как блюдца. У Барнаби была манера налагать все сухо, как само собой разумеющееся, как будто для нищего было совершенно естественным знать, что происходит в королевском дворце.
– Откуда ты это знаешь? – спросила она, заикаясь.
– Знаю, и все. И еще. Ты должна понимать, что если герцог и хочет выдать тебя замуж, то только потому, что в таком городе, как наш, где буржуа имеют власть, лучше, чтобы его любовница была замужняя женщина, а не девушка. Герцог благоразумный человек и всегда знает, как повернуть ситуацию в свою пользу.
– Я не понимаю только одного, – произнесла Катрин, – мессир де Брази не похож на человека, который добровольно станет рогоносцем.
Это была истинная правда, и Барнаби поразился ее логике. Он почесал голову и скривился.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, и, по правде говоря, не знаю, почему он выбрал своего казначея, а не кого-нибудь другого. Может быть, потому, что он не женат. Гарэн де Брази во всех отношениях подходящий человек, но им необыкновенно трудно управлять. Возможно, герцог среди своих приближенных никого больше и не нашел. Одно ясно – он хочет в результате этой свадьбы ввести тебя в круг придворных. Я полагаю, ты согласилась. От таких предложений не отказываются.