Любовь уходит в полночь
Шрифт:
— О, Ксения, я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты меня заменила тут! Я была так счастлива все эти дни! Я просто райски провела время с Робертом! И за это спасибо только тебе, моя дорогая!.. — Она вдруг сменила серьезно-сладостно-мечтательный тон на деловой: — Но теперь ты должна поторопиться! Роберт ждет тебя здесь, внизу, с билетом, а твой поезд отходит уже через час! У нас с тобой времени в самый обрез! Извини, мы не смогли раньше, — она хихикнула.
— М-мой поезд? — переспросила Ксения, уставившись в одну точку и цепенея еще больше.
— У Роберта
— Н-но… я… — начала было Ксения и замолкла. Что она могла сказать Джоанне? Та ни в чем ее не обманула… Хотя обман в этом случае был бы с ее стороны чрезвычайно желанным подарком! Но этого Ксения ей сказать не могла.
Ей нечего было сказать и нечего возразить. Сказке пришел конец. Не в полночь, а солнечным утром, и возвестил об этом не бой часов, а тихий стук в дверь.
Нечеловеческим усилием она подняла себя на ноги.
— Ой, да ты не одета!.. Но как мило ты выглядишь, как соблазнительно… Знаешь, как тебе идет этот голубой пеньюар! Но тебе придется надеть все вот это, все, что на мне, — засуетилась Джоанна. — Помоги мне только снять это чертово платье! Ой, прости… Там сзади шнуровка… Ну прошу тебя, умоляю, пожалуйста, поторопись. Ну что ты опять как каменная Психея? Ты другой-то бываешь, мой ангел? — И она повернулась спиной к Ксении.
— Ты… была счастлива? — тихо спросила Ксения. Кроме как о счастье, сейчас она не могла говорить ни о чем другом, хотя душа ее и окунулась в ледяной холод — словно она оказалась на краю черной пропасти.
— Еще бы! Конечно же, я была счастлива! Изумительно, блаженно, бесконечно, бесстыдно счастлива! — засмеялась Джоанна каким-то особенным — грудным смехом. — Я люблю Роберта! Он самый лучший на свете. Во всяком случае, для меня это так, я так чувствую!
— Но… тогда почему ты… почему ты не останешься с ним? Он не беден… Он тебя хорошо обеспечит… Вы не будете с ним нуждаться, и тебе не придется сидеть в четырех стенах, ставя заплатки на платье!
Ксения не могла удержаться от этого вопроса и всех этих слов, хотя прекрасно знала ответ — но слова сами сорвались с ее губ.
Джоанна молитвенно сложила руки и обернулась к ней, словно бы защищаясь.
— О-о-о-о! И ты? Не говори мне больше об этом! — простонала она. — Всю дорогу сюда я только об этом и слышала! Роберт просто извел меня этим вопросом — почему, почему, почему? Я уже не могу его слышать! Пожалуйста!
Она издала смешок, похожий на всхлип.
— Ты не понимаешь этого, и Роберт тоже не понимает! Но я не могу — не могу, не хочу и не стану! — лишать себя самого высшего общества, королевского трона, общения с европейскими династиями, я хочу править, я хочу быть королевой, я хочу занимать умы, если ты понимаешь, о чем я! Я не смогу поступить так, как смогла поступить твоя мать, Лилла, заперев себя в четырех стенах в маленькой английской деревне! Лишиться трона — это смерть для меня… Понимаешь? Для меня это полная смерть… Я, ты пойми, не смогу это пережить!
Джоанна не просто говорила,
— Вот только… Если б я знала, что мне выпадет испытать с Робертом, я бы с ним точно сбежала! Точно — как твоя мать! Но я бы ясно дала всем понять, что я остаюсь принцессой, и не позволила бы своим родственникам все замять, как будто я неприкасаемая, вытравить меня из памяти. Уж я бы смогла остаться известной и на слуху!
— А теперь… теперь уже поздно? — тихо спросила Ксения, тенью следуя за Джоанной по комнате и продолжая расшнуровывать застежку на ее платье.
— Слишком поздно! — с безнадежностью махнула рукой Джоанна и опять повернулась лицом к Ксении: — Ну как бы мы объяснили твое присутствие здесь? Ты об этом подумала, дорогая моя кузина?
Как объяснили бы? А очень просто! Эти слова живо напомнили Ксении обо всем, что она сделала для Лютении, — специально заранее к этому не стремясь, но уж так получилось. А раз столько всего хорошего произошло при ее участии, то, может быть, часть вины за постыдное легкомыслие с нее снимется?
— Послушай, Джоанна! — решительно проговорила она очень быстро. — Да остановись же! Твое платье… надо же его наконец расстегнуть! Мне нужно так много тебе рассказать…
— Но у меня нет времени тебя слушать! — прервала ее Джоанна, приостановившись. — Роберт ждет, а у короля, как я понимаю, Тайный совет, но они не всегда тянутся долго.
— Понимаешь, мы должны были… отправиться сегодня в свадебное путешествие, и если бы…
— Ну, на это он пусть не надеется! — отрезала Джоанна, восприняв сообщение на свой счет. — Я остаюсь в Мольнаре! Это для меня единственная возможность видеться с Робертом.
— Так он… останется… в городе? — со странной надеждой на что-то неясное ей самой, но поманившее от края пропасти, спросила Ксения. Мысль ее отчаянно работала. Она понимала, что уговор есть уговор, но ее не оставляло чувство, что на ней лежит еще и обязанность — то, от чего ей никак нельзя сейчас отказаться… Что значимо не меньше, чем ее любовь к Иствану.
— Да, останется в городе, на какое-то время, — неопределенно отвечала Джоанна. — Ну что там с застежкой? Скоро? Я не могу устоять на месте… Я так волнуюсь… Так вот! С Робертом я не расстанусь, пока он будет жить здесь, в Мольнаре! Как я могу? Ну, подумай сама! Вообразила?
Она задала этот вопрос почти со слезами. Со шнуровкой на платье они наконец покончили, и вдовья одежда упала к ногам Джоанны. Та осталась в одном прекрасном белье — ее чемоданы, откуда Ксения извлекала наряды все эти дни, были просто набиты им. Белье было не только красивое, но и чрезвычайно удобное. Джоанна стянула с себя последнее, что на ней осталось, и, нагая, обернулась к зеркалу.
— Роберт считает, что я красива, как греческая богиня! — объявила она. — Так что и ты тоже! — Она издала короткий смешок. И хмыкнула: — Я все же рада тому, что он сопровождает тебя не в саму Англию, а лишь до вокзала!