Любовь в мегабайтах

Демина Нина

Дом стоял буквой «П», трехэтажное здание, постройки начала века. Фасад был отремонтирован и покрашен, лепнина украшала оконные проемы, крышу центрального парадного поддерживали атланты, боковые парадные удостоились кариатид.

Развернула записку с адресом и взглянула на нумерацию подъездов. Центральный. Я направилась к парадному, где недавно хлопнула дверь, пропуская старушку-няню и ее мучителя.

Диктуя свой адрес, Станислас сообщил мне, что в парадном демократично установлен домофон, вместо цепкой, как бульдожка консьержки. Я поднялась на третий этаж, с любопытством разглядывая огромные пролеты и гладя рукой отреставрированные

и блестящие лаком перила. Я жила в обыкновенной девятиэтажке хрущевских времен, и не знала какие чудесные ощущения может вызвать гладкая лаковая горка старого парадного. Немного позавидовала Станисласу. Только немного.

На этаже располагались две квартиры. Двери, оборудованные видеосистемами, казались неприступными. Следуя инструкции Станисласа, я поочередно открыла три замка и, войдя в холл, набрала номер охранного бюро. Мне ответили, что предупреждены о моем посещении. «Слава богу, что Станислас не прикусил язык!» — про себя посмеялась я, некстати вспомнив шутку об импотентах, но тут же устыдилась, кстати вспомнив наше утреннее знакомство.

Пройдя в гостиную, я окинула взглядом комнату. Минимализм. Много свободного пространства, минимум мебели. На стене картина с сюрреалистическим сюжетом.

Обнаженная женщина с выбеленными волосами и перекошенным красным ртом, своим розовым телом напоминала надувную куклу из сексшопа. Рядом с женщиной, все еще обвивая ее своими щупальцами, распластался раздавленный паук. Красно-черные внутренности наружу. Брр, каким надо обладать воображением, что бы нарисовать эту картину, и каким художественным вкусом, что бы повесить ее у себя дома?

— Извращенец, — пробормотала я.

Я прошла в кабинет, включила настольную лампу и порадовалась, что хоть здесь обстановка соответствовала стилю здания. Старинный красного дерева стол, тяжелые портьеры, многочисленные книжные шкафы поблескивали истертыми золотыми корешками книг.

Открыв запертый на ключ верхний ящик, вытащила нужную папку и пролистнула страницы.

— Catch! — воскликнула я, словно героиня шпионского фильма. Обстановка располагала, кабинет напоминал голливудский кадр. Исполнив порученное дело, я засобиралась в обратный путь. Чем руководствовалась я, когда решилась заглянуть к нему в спальню? Не знаю, любопытство подняло свою маленькую голову, которой я неустанно и щедро раздаю затрещины за непомерность.

На цыпочках, хоть и находилась в квартире Станисласа на законных основаниях, я направилась в комнату, которую я сразу определила спальней.

Ну и ну! Гарем турецкого султана! Шелковые полосатые подушки разбросаны на пушистых коврах и в изобилии на низком топчане, заменяющим Станисласу кровать, укрытым тонким шелковистым покрывалом. Окна задрапированы так, что дневному свету мудрено проникнуть в царство любви и порока. Мысли о моногамии, не могли посетить здесь человеческое существо, независимо от пола. Духи одалисок и страстных восточных князей прятались в рисунках гобеленов, украшающих стены «спальни» Станисласа. Чувствовалась рука умелого дизайнера.

Я была удивлена, насколько три помещения отличались друг от друга. И конечно не устояла против желания прилечь на это чудо. Подушки пахли пряными духами и благовониями, некогда курящимися на подставках. Запах одурманивал, я закрыла глаза и представила зеленые, но не лукавые, а подернутые страстью глаза Станисласа.

В голове застучали тревожные

молоточки: «Опомнись!». Я вскочила с развратного ложа, и, наскоро вдев ступни в туфельки, поспешила убраться восвояси. Не помня себя, я сообщила в охранное бюро, что покидаю квартиру, заперла замки и припустилась к своей «ласточке».

Дома меня встречал Базиль, с укором глядя своими голубыми глазами, будто журя за долгое отсутствие. Я погладила любимца по шерстке, он замурлыкал, и все мелкие неприятности сегодняшнего дня стали бледнеть и размываться, словно рисунок акварелью случайно залитый водой.

Всю ночь мне снились страстные зеленые глаза князя Станисласа и белая марлевая шапочка «пупса».

Глава вторая

— Рано обрадовались, натащили цветов, как на похороны, уберите, запах мешает мне сосредоточиться, — приказал он на следующее утро, как только я разложила бумаги, открыла ноутбук и приготовилась работать под его диктовку. Я встала из-за небольшого стола-трансформера доставленного из магазина, где я присмотрела его вчера, и сняла вазы с прикроватного и журнального столика. Вызвала сестру, попросила ее пристроить цветы в комнате отдыха персонала.

— Теперь мы можем приступить? — спросила я.

— Пожалуй. Передайте мне ваши наброски плана. Надеюсь, вы не поленились поработать вечером? — спросил он, явно надеясь на то, что я поленилась.

Я принесла папку с планами и стояла около постели, переворачивая листки на подставке и ожидая его реакции на проделанную мной работу. Он читал внимательно, даже слишком, и я заподозрила, что он ищет орфографические ошибки, что бы отхлестать ими меня по лицу. «Да рук нет» — обрадовалась я.

Ошибок не было. Он попросил меня снова вернуться к первой странице.

— Сократить. Укрепление позиций, первая часть и поддержание уровня, конец заключительного абзаца, — наконец сказал он. — В общем, неплохо.

На мой взгляд, работа была сделана идеально.

— Вы больше не считаете, что я профнепригодна? — рискнула спросить я.

— А, вот что вам не позволило признаться, что вы не медсестра! — обрадовался он.

— Да вы честолюбивы!

Я промолчала. Взяла документы и вернулась на свое место.

— О'кей, не хотите признать, не надо. Продолжим, — глядя на меня, сказал он. — Сегодня придется много работать.

Мы работали продуктивно, он диктовал, я печатала, составляла по его просьбе диаграммы, связывала его по телефону с нужными людьми и в конце вечера получила задание встретиться с его компаньоном.

Попрощавшись со Станисласом и пожелав ему спокойной ночи, я направилась к железнодорожному вокзалу, где должна состояться встреча. Станислас объяснил задачу, его компаньон не имеет возможности посетить его в клинике, он транзитом будет в городе, полчаса на вокзале между пересадкой с одного поезда на другой. А посему, я должна перехватить его у касс дальнего следования, вернее у кассы возврата билетов. Станислас сказал, что компаньон сам подойдет ко мне, что он описал меня ему. «Интересно, — подумала я — Каким было это описание?» Я стояла у кассы, в одиночестве, нервно перебирая пальцами ремешки моей сумочки, прошло двадцать пять минут со времени прибытия поезда компаньона, а его еще не было. Подождав, еще пять минут и, решив, что время вышло, я в последний раз взглянула на часы и сделала шаг в направлении выхода.