Любовь в одно касание
Шрифт:
– Я задал вопрос! – повысил он голос, стряхнув с себя оцепенение. Руки чесались разукрасить его наглую рожу.
– И я ответил! Что, опять морду бить полезешь? Ну давай, не стесняйся, ты же только это и можешь. Хоть бы спросил, как она тут одна справляется, может, ей помощь нужна или поддержка! Только о себе и думаешь, а девчонка зашивается, днями и ночами пашет – то на огороде, то репетитором, то с сестрами уроки делает!
– Да что ты несешь, она меня сама… – у Дани чуть не вырвалось «она меня сама оттолкнула», но он вовремя остановился, не давая Владу повода прицепиться еще и к этой фразе.
– Что «сама»? Послала тебя? –
У Дани сорвало крышу, и он с размаху зарядил ему в челюсть – просто для того, чтобы Влад перестал говорить гадости, которые разрывали душу на части. Диана не такая! Она не могла, просто не могла так поступить!
– Ну ты и дебил, Кравцов! – Выплюнув кровь, Романов поднялся на ноги, стряхивая с выношенных трико апрельскую грязь. – Поздно кулаками махать, все уже случилось.
– Врешь, гнида! – Даня схватил его за грудки, шипя от ненависти и разрывающей нутро боли. Нет, это неправда, быть такого не может, Ди никогда бы так не сделала! Однако тревожный голос внутри нашептывал: «А что, если могла?»
– Сам виноват, не надо было бросать ее в самый тяжелый момент, – пыхтел Романов, пытаясь сбросить его руки.
– Ублюдок, – выплюнул ему в лицо Даня. Руки дрожали от ярости и сносящей крышу боли. Душа кричала и корчилась в агонии, сердце раскололось на миллион кровоточащих осколков.
– Прекратите, – холодный голос веско прозвучал в напряженной тишине двора, и Даня медленно повернулся к появившейся на крыльце Диане.
Руки дрогнули, выпуская из захвата Романова, а ноги сами понесли его к ней, к любимой и дорогой девочке, которую он не видел две бесконечно долгих недели. Она сильно похудела, и на бледном лице ярким пятном выделялись только болезненно блестевшие глаза.
– Ди! Как ты? – только и смог вымолвить Даня.
– Зачем ты приехал? – прошелестела она, опуская глаза. – Я же все тебе сказала еще тогда.
– Почему он здесь? Что все это значит? – перебивая гулко стучащее сердце, спросил он, указывая на невозмутимого Романова.
– Он сказал правду, – ровно ответила Диана. – Я позвонила ему. Мы… мы теперь вместе.
– Чушь! Не верю! – Лицо Дани скривилось в болезненной гримасе. – Зачем ты это говоришь, это же неправда!
– Правда. Прости. Уходи и больше не пытайся со мной связаться, – как робот, ответила Диана и, словно механическая кукла, зашла обратно в дом.
– Ди! Перестань, зачем ты врешь! Я не верю! Открой дверь! – Даня кинулся за ней и замолотил в закрывшуюся дверь. Если он сейчас ее отпустит, то уже не сможет вернуть. Она отвернется от него навсегда. – Я не уйду, пока мы нормально не поговорим!
– Слушай, Кравцов, ты совсем дебил, что ли? Я спал с ней, понятно тебе? Или доказательства показать? – Влад зло стиснул челюсти, за щеками заходили желваки. – Если не веришь, вот, смотри.
Он достал из кармана телефон и протянул его Дане. Нил взял его непослушными руками и медленно перевел взгляд на дисплей. Он не сразу осознал, что видит. Фотография спящей Дианы в коротенькой сорочке отпечаталась на сетчатке глаз. Казалось, ее рассыпавшиеся по подушке волосы, тонкая рука и полуоткрытые во сне губы оказались выжженными на внутренней стороне век. Внутри вдруг стало так пусто, будто из души разом вынули все эмоции:
Глава 24
Диана крутилась как белка в колесе, разрываясь между репетиторством, готовкой, уборкой и уроками. Сразу после того, как забрала Свету домой из больницы, она поехала в универ и оформила академ. Отчисляться она точно не хотела, потому что не могла пустить под откос все усилия, которые приложила, чтобы поступить. Пока она решила, что года должно хватить на адаптацию к новым условиям, а потом уже можно будет принять конкретное решение или перевестись на заочку.
Пособий на девочек и денег с занятий им вполне хватало на скромную, но достойную жизнь. Конечно, если бы Диана занималась подготовкой абитуриентов к поступлению в вуз, можно было бы запросить более высокую цену, но она еще не получила диплом, поэтому в основном подтягивала учеников младших и средних классов. Пришлось перелопатить немало литературы по педагогике и составить для каждого индивидуальный план обучения. Но в целом такая работа ей нравилась, и она даже пожалела, что не занялась этим раньше вместо бесконечной беготни по подработкам.
Сестры постепенно приходили в себя, Свете выдали справку, и девочки, оказавшись вдали от невыносимых родителей, просто расцвели. Теперь в доме то и дело слышался детский смех.
Что стало с родителями, Диана не знала и знать не хотела. Краем уха она слышала, что отца еще не выпустили, а вот куда делась мать – одному богу известно. Главное, что дело о лишении прав шло полным ходом, и сестер ограждали от встреч и общения с родственниками.
Отчасти Диана была рада тому, что так занята, ведь в круговороте дел она хоть ненадолго забывала о Дане. Она очень скучала по нему, по ночам бережно перебирая их общие воспоминания, которых, к сожалению, оказалось слишком мало, ведь их отношения только-только начались. Они даже не успели ощутить вкус счастья, не успели прочувствовать свою первую любовь, которая закончилась так внезапно и драматично. Но иначе она не могла поступить, и, каким бы тяжелым ни был сделанный выбор, Диана понимала, что он единственно правильный. И все же мысли, что Даня где-то там, далеко, и, возможно, уже встретил кого-то другого, причиняли боль. Она не раз порывалась написать ему, но каждый раз останавливала себя: зачем продлевать агонию? Лучше оборвать все раз и навсегда. Но время от времени с трепетом и щемящей грустью перечитывала его последнее сообщение, которое так и оставила без ответа.
Как только она немного освоилась, перед ней встало сразу несколько проблем. В старом, обветшавшем доме постоянно что-то ломалось. Дядя Витя помогал, но злоупотреблять добрым отношением соседей Диана не хотела. Угол крыши стал подтекать, и на обоях в спальне девочек расползалось некрасивое мокрое пятно. Требовался ремонт, но у Дианы не было денег, чтобы нанять работников, и она ломала голову над тем, как поступить. В комнате уже появился специфический, неприятный запах влажности, и она боялась, как бы старое дерево не начало гнить.