Любовь в полдень
Шрифт:
— Будь добр, проверь, что делается в кухне. Кажется, миссис Клокер собирается тебя покормить.
Альберт мгновенно исчез.
Беатрикс заперла дверь и подошла ближе. В платье цвета лаванды, с аккуратно собранными и тщательно заколотыми волосами, она выглядела свежей и женственной. Трудно было узнать недавнюю девушку в бриджах и с молотком в руках, а тем более бесстрашную всадницу на полудиком, необъезженном жеребце.
— Я ведь мог тебя убить, — сердито произнес он.
— Но не убил же.
— Мог поранить.
— И все-таки не поранил.
—
Шелестя шелком, она пошла за ним.
— Вообще-то я не Беатрикс, а ее покладистая, тихая сестра-близнец. Беатрикс просила передать, что отныне всецело доверяет меня тебе. — Взгляд скользнул к бутылке. — Да, а еще ты обещал отказаться от крепких напитков.
— Мы ведь не женаты. — Кристофер понимал, что стыдно отвечать любимой ее же словами, однако не смог удержаться от искушения съязвить.
Беатрикс даже глазом не моргнула.
— Прости, мне очень жаль. Непростая доля — беспокоиться о моем благополучии. Сознаю, что я чересчур безрассудна, а к тому же склонна переоценивать собственные возможности. — Она опустилась на пол у ног жениха и положила руки ему на колени. В серьезных синих глазах, окаймленных бархатными черными ресницами, читалось искреннее раскаяние. — И потом я не имела права разговаривать с тобой таким тоном, к которому привыкла с детства. В моей семье споры и препирательства считаются развлечением; мы забываем, что кто-то может отнестись к перепалке серьезно и даже обидеться. — Она провела пальцем по ноге, изображая какую-то причудливую фигуру. — Но недостатки компенсируются немалыми достоинствами. Например, я ничего не имею против собачьей шерсти. А еще умею поднимать пальцами ног разные мелкие предметы — удивительно полезная способность.
Кристофер почувствовал, как оцепенение тает подобно весеннему льду. И дело было вовсе не в арманьяке; душу согревала Беатрикс.
Прелестная, непредсказуемая, неотразимая, обожаемая Беатрикс.
Но чем больше он оттаивал, тем менее уверенно себя чувствовал. Под тонким покровом самообладания зрело вожделение, мощное и непреодолимое.
Он поставил недопитый стакан на ковер и привлек любимую ближе — так что она оказалась между колен. Нагнулся и прильнул губами ко лбу, жадно вдыхая мучительно сладкий аромат жемчужной кожи. Потом снова откинулся на спинку кресла и пристально всмотрелся. Беатрикс выглядела ангельски невинной и такой кроткой, что, казалось, сахар у нее во рту не растает. Ах, мошенница, с нежностью подумал Кристофер и погладил узкую ладонь, которая без лишней скромности согревала бедро. Пытаясь совладать с желанием, он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Значит, твое второе имя — Элоиза. — проговорил он.
— Да, в честь средневековой французской монахини. Отцу нравились ее сочинения. Но прославилась она любовными письмами к Абеляру. — Лицо Беатрикс вспыхнуло радостью открытия. — Оказывается, я оправдала свое имя, разве не так?
— Известно, что история закончилась весьма печально: родственники Элоизы кастрировали Абеляра. Честно
Беатрикс улыбнулась:
— Тебе беспокоиться не о чем.
Улыбка тут же погасла, а во взгляде мелькнула тревога.
— Я прошена?
— Зато, что подвергала себя неоправданному риску? Ни в коем случае. Ты мне слишком дорога. — Кристофер сжал тонкие пальцы и поднес к губам. — Мисс Хатауэй, в этом платье вы поистине прекрасны, и я несказанно дорожу восхитительным обществом, однако вынужден проводить вас домой.
Беатрикс не шелохнулась.
— Не раньше, чем конфликт разрешится.
— Конфликт уже разрешился.
— Нет, между нами до сих пор стена; я отчетливо ее ощущаю.
Кристофер покачал головой:
— Просто я немного... расстроен. — Он взял ее за локти. — Позволь, помогу встать.
Она не подчинилась.
— Нет, что-то все равно не так. Ты далеко.
— Я здесь, рядом.
Адское ощущение отстраненности не поддавалось описанию. Кристофер не знал, почему наваждение появлялось и почему исчезало. Опыт подсказывал, что, если набраться терпения и подождать достаточно долго, мучительная раздвоенность уйдет сама собой. А если когда-нибудь не рассосется и останется навсегда? О Боже! Какая жуткая перспектива.
Беатрикс смотрела вопросительно, но ладони не убирала, а вместо того чтобы встать, лишь приподнялась на коленях.
Губы мягко, призывно коснулись губ. Сердце его вздрогнуло, как будто внезапно вспомнило о своей главной обязанности — биться. Нежные горячие губы любимой дразнили, манили и провоцировали — так, как научил он сам. Влечение нарастало стремительно, с не поддающейся контролю скоростью. Кристофер чувствовал вес изящного гибкого тела, ощущал плавные линии фигуры, тонул в складках пышных юбок. Он перехватил инициативу и принялся целовать глубоко и жадно. Мечта обладать любимой превратилась в навязчивую идею. Беатрикс тут же обмякла и подчинилась; она уже знала, что покорность сводит с ума.
Он желал ее всю, целиком, мечтал удовлетворить не дающие покоя фантазии и порывы, но в то же время понимал, что она чересчур невинна даже для самого скромного из экспериментов. Прервав поцелуй, Кристофер отстранился и посмотрел на невесту с расстояния вытянутой руки.
Широко открытые глаза замерли в ожидании.
К огромному облегчению, Беатрикс освободилась из объятия и встала.
Однако уже в следующий миг она начала расшнуровывать корсаж.
— Что ты делаешь? — хрипло спросил он.
— Не беспокойся, дверь закрыта.
— При чем здесь дверь? Я... Беатрикс!
К тому моменту, как он вскочил на ноги, корсаж уже уступил усилиям ловких пальцев. В ушах зазвучала примитивная барабанная дробь.
— Беатрикс, я не настроен на девственные игры.
Она ответила наивным, бесхитростным взглядом.
— И я тоже.
— Рядом со мной небезопасно. — Он соединил раскрывшиеся половинки корсажа, а пока пытался хоть немного их зашнуровать, она уже приподняла подол платья: потянула, дернула, и нижняя юбка сползла на пол.