Любовь в прямом эфире
Шрифт:
— Приятно слышать, — хмыкнула я.
— Не обижайтесь, пожалуйста. Я так больше не думаю. И маму с папой ни в чем уже не виню. Я просто знаю теперь, что не в ответе за их решения, поведение и выбор. Я люблю свою маму и желаю ей только счастья. Но и папу я очень люблю. Да, он растил меня, как цветок под колпаком. Но именно он научил меня ценить каждый сделанный вдох. А сам он не мог дышать свободно много лет.
— Как ты обо мне узнала? — спрашиваю, подавшись вперед.
— Мотя сказал, что у них ночевала красивая девушка с
— Отец, я так понимаю, не в курсе, что ты здесь…
— Нет, но я ему скажу, — тихо смеется он. — Устроит мне, наверное, взбучку.
— Я надеюсь, с мамой теперь все хорошо? — искренне интересуюсь я той, что желала мне смерти. — Папа сказал, она вышла замуж и уехала в Бельгию.
— А вы не знаете, да?
— Не знаю чего? — хмурюсь я.
— У мамы опухоль мозга. Она уже несколько месяцев лечится. Я беру академ и еду к ней.
— А как же Матвей? — ком в горле разрастается до небывалых размеров.
— С ним сложнее, — Алиса опускает голову и смотрит на свои пальцы. — Мама не хочет, чтобы он видел ее такой, какая она сейчас после химии. Поэтому отказывается от видеосвязи. Он обижается, потому что не знает. И нам надо бы ему все рассказать, но мы все боимся.
— Мне очень жаль, — все, что я могу выдавить из себя. Но это чистая правда.
— Спасибо.
Глава 36
Украдкой поглядываю на дочь Льва и понимаю, что все-таки они оба — Алиса и Матвей — больше похожи на отца. Он был прав, гены у него хорошие. Я и раньше знала, что Лева хороший отец, но только сейчас поняла, через какой ад прошли и он, и его дети. А теперь еще и болезнь матери.
Нет, я не злорадствую и не торжествую. И несмотря на то, что я рационалист и агностик, невольно вспоминаются слова “мома” — папиной мамы о том, что “нельзя желать человеку смерти, потому что проклятие может обернуться против тебя”. Неужели это действительно так работает?
И тем не менее, дай ей Бог здоровья и исцеления. Зла не держу. Мне оно сейчас противопоказано.
Пока мы беседовали с Алисой на улице зарядил дождь. Мы были единственными посетителями в этот час, поэтому никто и ничто нам не мешало.
— Знаете, а папа за последние дни прям ожил, — воодушевленно произносит Лиса. — Обычно он такой серьезный, собранный, деловой, а тут смотрю — шутит, улыбается. Я его сто лет таким не видела.
— Он может быть разным, как и все мы.
— Вы правы. Но я-то знаю, что все это не просто так. Он, наконец-то ожил. И причина в вас, Софья. Скажите честно, вы на меня не злитесь?
— С чего бы? — сдвигаю брови к переносице.
— Ну вообще. Все-таки я вам такое рассказала.
— Нет, не злюсь. Ты была ребенком, а все дети хотят, чтобы мама и папа были вместе.
— Да, я очень хотела их помирить когда-то. Но оказалось, что по отдельности
не знаю, что ответить ей на это — слова застревают в горле. в горле. Ситуацию спасает звонок от Вадима. Он бомбит вовсе не из вредности. Скорее всего, что-то случилось.
— Подожди минуточку, — обращаюсь в Алиске и прикладываю смартфон к уху. — Говори.
— Возвращайся, там брифинг МВД дает по поводу бывшего министра. Будем давать в прямом для сайте, — строго сообщает Вадим.
— Бегу, — киваю я и опускаю трубку. — Алис, извини, но мне пора.
— Да, понимаю. А я еще посижу. Хорошо здесь, — она сначала смотрит в окно, затем поворачивает голову и, улыбнувшись говорит, — Спасибо, что выслушали, Софья.
В этот момент я как раз была занята тем, что завязывала пояс на тренч. Поднимаю на Алису глаза, но уже вижу не озлобленную маленькую девочку, а ту, что сломала систему, не побоявшись лицом к лицу встретиться с той, кого она винила во всех бедах.
— Спасибо, что все рассказала, — ответила я.
Весь оставшийся день проходит в жесточайшем режиме, потому что из столицы поступает противоречивая информация о последних часах жертвы домашнего насилия. Подруги погибшей, которых удалось записать в Алматы, твердят, что знали об абьюзе в семье политика. Но женщина снова и снова прощала его, потому что любила…
Работа вытесняет мысли о личном, но только до фразы: “Это были новости на “Пятом канале”. Берегите себя и своих близких. До свидания”.
Десять минут уходит на то, чтобы добраться до кабинета, все выключить, одеться и выйти. Еще минут пятнадцать на дорогу.
Дома меня встречает Кеша. Скребет лапой по полу, хвостом размахивает, всем своим видом показывает, что заждался. Запрыгивает на консоль, мурлычет, просит погладить. Такой стал в последнее время нежный, ручной. Чешу ему за ушком, а сама думаю, что потом надо будет что-то придумать с работой и правильно расставить приоритеты. Чем ближе моя мечта, тем чаще я фантазирую и представляю, как буду держать своего малыша на руках, купать его или ее, баюкать, кормить.
Есть совершенно не хочется, еще и голова трещит. День был сложный, насыщенный и эмоциональный. Растягиваюсь на кровати, Кешка устраивается рядом. Усталость накрывает, обездвиживает, превращает в амёбу. Веки наливаются свинцом и где-то на границе между сном и бодрствованием я слышу, как пищит телефон. Но нет даже сил просто взять его с тумбочки.
Открываю глаза и чувствую себя свободной, отдохнувшей, полной сил и энергии. Но почему я не дома, а вокруг высокие зеленые и голубые ели?
Поднимаю голову к небу и вдыхаю чистый, бодрящий воздух. Пахнет травой и полевыми цветами, а еще чем-то очень знакомым, родом из детства, но не могу разобрать.