Любовь в ритме танго
Шрифт:
Мой дядя эмигрировал в Германию, потому что ему гордость не позволяла напасть на врага в лице нашей семьи, И глупый Фернандо решил порвать со мной ради него, но не рассказал мне о том, что случилось, он мне ничего не сказал. Я не уверена, что он вообще с кем-либо говорил на эту тему. Рейна догадывалась, разумеется, о том, что ее ложь причинит мне боль, ведь я была очень влюблена в Фернандо и никогда не смогла бы расстаться с ним сама, так что она придумала ход гораздо более безболезненный, по ее мнению, потому что моим первым порывом после того, что он сказал мне, было желание бросить его и забыть. Фернандо сказал мне, что есть женщины
Я предполагала, что Родриго немедленно прокоментирует то, что я ему рассказала, но он продолжал молча смотреть на меня.
— И ты ее не убила, — сказал он наконец.
— Нет, — ответила я, — но, честно говоря, мне очень хотелось.
Родриго поднялся с кресла и показался мне еще больше, чем раньше, необъятным и могучим, намного сильнее меня. Он взял мой пустой стакан и повернулся спиной, пока снова его наполнял.
— Я бы ее убил.
В этот момент я смотрела на его затылок, поверх его плеч, поверх огромного ворота его черной рубашки, не отдавая себе отчет в том, что машинально продолжаю скрести себя по груди ногтями. Я не переставала делать это ни на секунду, пока говорила, а холодная дрожь — следствие моего психоза — уходила по ногам в пол, а я все скребла свою сухую кожу.
— Это легко… — сказал мне Родриго, повернувшись очень тихо и внимательно глядя на меня. — Возьми стеклянный стакан, разбей его и понемногу клади осколки в суп, каждый вечер, до тех пор пока однажды — хлоп! — твоя жертва не умрет от эмболии. Аутопсия ничего не покажет, они констатируют естественную смерть и… Над чем ты смеешься?
Передо мной стоял мужчина, дававший советы, как оказаться в тюрьме, который играл каждый вечер с убийцей па пару и который по ночам иногда приводил насильников поспать ночью на диване в гостиной. Ни одна женщина, богатая, как я, живущая размеренной жизнью, имеющая собственный дом, молодого любовника и здорового, веселого сына, не могла бы даже и подумать о том, чтобы сойтись с таким человеком.
— Да так, — ответила я. — Я могу кое о чем спросить тебя?
— Конечно.
— Ты ешь требуху?
Родриго рассмеялся и пожал плечами прежде, чем ответить мне.
— Почему ты хочешь это знать?
— Это секрет. Ешь или не ешь?
— Желудок, почки, мозги и тому подобное? — спросил он, я кивнула. — Да, конечно, ем. Мне это очень нравится, особенно печень, телячьи почки и рубец.
— Я так и знала, — пробормотала я.
— Что?
— Нет, ничего.
— Точно, ничего?
— Да… Я могу попросить тебя об одолжении? — я поднялась, поставила стакан на стол и посмотрела на него. Он кивнул. Я старалась скрыть, что в действительности умирала от смеха. — Позвольте мне лечь на диван.
— Но почему? — вспыхнул Родриго, зайдясь долгим смехом. — Он же неудобный.
— Да, но мне бы хотелось полежать на нем.
Не переставая смеяться, он разрешил.
— И о чем ты будешь рассказывать?
Его голос звучал очень близко из-за моей спины, где-то за головой, я лениво обернулась на подлокотнике, чтобы посмотреть на него туда, где, как я полагала, он находился, — в своем кресле.
— Что ты делаешь?
— Ах, это правила игры. Если ты ложишься на диван, я должен сидеть
— Но, тогда, — улыбнулась я, — ты меня видишь, а я тебя нет.
— Так и должно быть, — Родриго сменил тон. — И я наблюдаю за тобой, а ты должна собраться.
— Да? — спросила я, поворачиваясь, чтобы видеть его лицо.
— Конечно. Это традиция. Классическая школа в этом пункте непреклонна, — начал серьезно, а потом весело добавил, — ты можешь купить мне требухи.
— Очень хорошо, — рассмеялась я, — согласна.
Тут я опять повернулась к нему спиной и начала говорить, и говорила очень долго, больше часа, может, двух, звучал только мой голос, иногда что-то вставлял он. Я рассказала Родриго то, что никогда никому не рассказывала, я раскрыла все секреты, которые хранила много лет, они легко слетали с моего языка, попадая в воздух, как мыльные пузыри. Я чувствовала себя с каждой фразой все легче. Я сняла свои туфли па каблуках и покачивала их на пальцах ног, временами поднимая ноги, чтобы посмотреть на них; сгибала колени, снова выпрямляла, одна туфля упала, я ее не подняла, другая еще оставалась на ноге. От прикосновения к капроновым чулкам ощущение было приятное, теплое, какое-то радостное. Мне нравились мои ноги, я не хотела видеть на них морщины, так что я расправила капрон пальцами, очень нежно — сверху вниз и обратно. В какой-то момент я чувствовала, что мое поведение стало несколько фривольным для такого серьезного разговора, как наш, остановилась, повернулась немного, чтобы посмотреть на Родриго, а он улыбнулся мне глазами, и тут ноги сами подняли меня. Я продолжала подтягивать чулки, не говоря ни слова, поднимая по очереди сначала левую, потом правую ногу, потом левую, потом обе вместе, сняв и вторую туфлю. А потом у меня больше не осталось ничего, о чем можно было бы рассказать.
— Поэтому я прокляла свою сестру, — сказала я в итоге. — Я знаю, это звучит нелепо, но в тот момент я чувствовала, что должна была это сделать.
Я думала, Родриго что-нибудь скажет, но он молчал. Потом я снова повернулась на диване, и встретила его взгляд, серьезный и внимательный, его зрачки были увеличены, словно он был в трансе, когда смотрел на меня.
— Секс — это наше проклятие, Малена, — наконец сказал Родриго очень тихо. — Другого не существует, никогда не существовало и никогда не будет существовать.
Когда мы стали прощаться, я чувствовала себя более смущенной, чем когда пришла. Наш разговор потряс меня, а странная сила, которая исходила от Родриго, когда он говорил, подавляла и заставляла меня дрожать. Мое тело влекло к этому мужчине, но разум устал и не хотел приключений. Я навсегда рассталась со страхами пятнадцатилетней девочки, теперь я была уверена в себе, но все же мне необходимо было побыть наедине с собой.
— Я расскажу о твоем прошлом моему пациенту на Тенерифе, — сказал мне Родриго вместо прощания.
— Пожалуйста, — согласилась я. — И позвони мне после этого, расскажи, как он отреагировал.
Я подняла голову, чтобы поцеловать Родриго в щеку, а он наклонился ко мне, желая сделать то же самое. Когда я открыла дверь лифта, то спросила себя, как мне хочется поступить теперь — уйти или остаться, что будет правильно? Дверь Родриго все еще была приоткрыта, а уходить мне не хотелось. Он сделал пару шагов к своей двери, словно хотел помочь мне, но когда положил руку на щеколду, повернулся, словно вспомнил о чем-то.