Любовь (выдержки из произведений)

Альенде Исабель

— Нинья Элоиза, — спросил Капитан, — хотите ли вы выйти за меня замуж?

Хрупкая старушка так и сидела с круглыми от удивления глазами и с прикрытым батистовым платком ртом, а все, задержав дыхание, ждали, пока ей удастся совладать с голосом.

— Вам не кажется, что всё это немного преждевременно? — пробормотала она.

Её слова прошли через трактирщика и через туристов, а ответ на вопрос проделал такой же путь в обратном порядке.

— Капитан говорит, что он ждал сорок лет, чтобы вам это сказать, и что он не смог бы подождать, пока снова не появится кто-то, разговаривающий на его языке. И говорит, что просит вас ответить сейчас, пожалуйста.

— Хорошо, — едва прошептала Нинья

Элоиза, и не было необходимости переводить ответ, потому что все его поняли.

Дон Руперт в эйфории поднял обе руки и объявил компромисс. Капитан поцеловал невесту в щёки, туристы пожали всем руки, музыканты грянули на своих инструментах марш победы, а помощники, взявшись за руки, образовали кольцо вокруг пары. Женщины утирали слёзы, мужчины, восторженные, поднимали тосты, дон Руперт сел перед баром и закрыл голову руками, сотрясаемый эмоциями, пока донья Бургель и две их дочери откупоривали бутылки лучшего рома. Тотчас музыканты заиграли вальс «На прекрасном голубом Дунае», и все расчистили танцевальную площадку.

Капитан взял за руку эту нежную женщину, которую, не говоря ни слова, любил уже столько времени, и отвёл её в центр салона, где они изящно, словно две цапли, начали свой свадебный танец. Капитан поддерживал её с той же любовной заботой, с какой в молодости ловил ветер парусами некоего выдуманного судна, ведя её по танцплощадке так, словно бы они оба покачивались на тихой волне в бухте, и одновременно говорил на своём языке метелей и лесов всё то, о чём молчало сердце до этого момента.

Танцуя, Капитан всё молодел и молодел, и с каждым шагом они становились радостнее и легче. Один оборот за другим, аккорды музыки всё энергичнее, шаги быстрее, её талия уже и уже, вес её миниатюрной ручки в его всё легче, а её присутствие всё незаметнее. Тогда он увидел, как Нинья Элоиза постепенно становилась кружевом, пеной, туманом, пока почти вся не сошла на нет и, наконец, не исчезла совсем, а он по-прежнему всё кружился и кружился с пустыми руками, и его единственным окружением был незаметный аромат шоколада.

Тенор указал музыкантам продолжать играть тот же вальс как можно дольше, потому что понял, что с его последней нотой Капитан выйдет из своих грёз, а воспоминание о Нинье Элоизе испарится окончательно. Потрясённые, старые прихожане «Маленького Хайдельберга» оставались, не шевелясь, на своих стульях, пока, наконец, Мексиканка, сменив высокомерие на милосердную нежность, встала и тактично не пошла навстречу дрожащим рукам Капитана, чтобы с ним потанцевать.

(Из «Маленький Хайдельберг», «Истории Евы Луны»)

Бернардо целых два дня скакал галопом по холмам, чтобы попрощаться с Ночной Молнией. Она уже знала о скором отъезде своего друга и ждала его.

Взявшись за руки, они вышли на берег. Ночная Молния спросила, что ждет его за морем и когда он вернется. Юноша стал чертить палочкой на земле карту, но так и не смог объяснить своей подруге, какое огромное расстояние отделяет их от диковинной страны Испании. По карте мира, которую Бернардо видел у падре Мендосы, было трудно судить о реальности. Он не знал, когда вернется, но понимал, что разлука может продлиться не один год. «Я хочу сделать тебе подарок на память», — сказала Ночная Молния. Глаза девушки сияли, в них светилась древняя мудрость, девушка сняла ожерелья из перьев и семян, красный пояс, ботинки из кроличьего меха, кожаную тунику и, нагая, застыла в солнечном свете, струящемся сквозь ветви деревьев. Бернардо ощутил, что кровь застывает в его жилах, что его наполняет счастье, что душа готова расстаться с телом. Это удивительное, прекрасное и непостижимое создание предлагало слишком дорогой подарок. Ночная Молния положила одну руку юноши себе на грудь, другую на талию и расплела косу, чтобы водопад черных, как вороново крыло, волос рассыпался по плечам. Бернардо начал шептать ее имя: Ночная Молния, Ночная Молния. Это были первые слова, которые она услышала от него. Девушка закрыла рот Бернардо поцелуем, она целовала его снова и снова, не в силах удержать слезы. Любимый еще не уехал, а она уже скучала по нему. Через несколько часов, очнувшись от любовной истомы, Бернардо всеми силами постарался внушить девушке самую важную мысль: отныне они навсегда едины. Она рассмеялась счастливым смехом и ответила, что он совсем еще мальчишка, но на чужбине наверняка станет настоящим мужчиной.

(Из «Зорро»)

Мне приснилось, что я занимаюсь любовью на каких-то огромных качелях. Я видела собственные колени и бедра, поднимавшиеся

выше головы, когда качели взмывали к небу; при этом передо мной мелькала желтая тафта задравшейся нижней юбки. Потом я летела куда-то спиной вперед и, зависнув в воздухе, видела под собой большой напряженный член ждавшего меня мужчины. Качели замирали в воздухе, я успевала посмотреть на ставшее пурпурным небо и неслась вниз все быстрее и быстрее, чтобы мужчина мог наконец войти в меня. Напуганная увиденным, я проснулась и далеко не сразу вспомнила, где нахожусь; воздух в хижине превратился в вязкую душную массу, сквозь стены до моего слуха доносились звуки с реки и из чащи сельвы, кричали ночные птицы, слышался рык каких-то хищников, пробиравшихся через заросли. Жесткая сетка гамака натерла мне кожу даже через рубашку; москиты искусали все открытые участки тела и сидели на руках и лице чуть ли не сплошным слоем, я же не могла заставить себя пошевелиться, чтобы их согнать: меня словно парализовало. Через некоторое время я снова впала в тяжелый, беспокойный сон. От собственного пота и висевшей в воздухе влажности у меня промокла вся одежда, и на этот раз мне приснилось, что я плыву в какой-то узкой лодке, а меня обнимает и ласкает человек, чье лицо скрыто под маской из Универсального Материала; он входил в меня при каждом покачивании нашего суденышка, и эта близость казалась мне не столько приятной, сколько болезненной; лодку швыряло по волнам, и все мое тело было покрыто синяками и ссадинами, я потеряла счет времени, мне хотелось пить, а испытываемое наслаждение и счастье были не менее мучительными, чем жажда. Беспокойные поцелуи, какие-то смутные предчувствия, звуки, доносящиеся из сонной сельвы, золотой зуб, каким-то образом оказавшийся в складках одежды, которую я не сняла перед тем, как заняться любовью, рюкзак с гранатами, беззвучно взрывавшимися, разбрасывая вокруг себя целый рой фосфоресцирующих насекомых. Я снова проснулась и опять некоторое время не могла понять, где нахожусь и, главное, что означают это тепло и приятные судороги, пробегающие у меня внизу живота. В отличие от всех остальных случаев, когда мне снилось нечто подобное, я увидела не то во сне, не то наяву не призрак ласкающего меня Риада Халаби, но силуэт Рольфа Карле, сидевшего на полу прямо передо мной; он оперся спиной о рюкзак, одну ногу подогнул под себя, а другую вытянул вперед; руки его были скрещены на груди, а сам он пристально наблюдал за мной. В полумраке я не смогла разглядеть выражения его лица, но увидела, как загорелись его глаза и сверкнули зубы, когда он улыбнулся мне.

— Эй, ты что? — шепотом спросила я.

— Ничего, а ты? — ответил он так же тихо, чтобы не разбудить остальных.

— Мне тут, кажется, кое-что приснилось…

— Мне тоже.

(Из «Евы Луны»)

Длительная любовь

Когда муж и любовник один и тот же человек, возможно, добрая часть развлечений и теряется, зато есть больше времени для просмотра кинофильмов. Мне нравятся кинофильмы...

(Из «Афродиты»)

Признаюсь, что, собирая материал для этой книги, я с нетерпением дожидалась, когда дойду до этой главы, потому что любовь длительная, выстраданная и славно прожитая мне наиболее интересна. В то же время о ней трудно рассказывать, потому что такой любви недостаёт напряжения.

Страсть — самое ценное с точки зрения литературы и кинематографа, поскольку все мы восхищаемся перипетиями, которые переживают два охваченных желанием существа, — этим объясняется успех порнографии, хотя в ней, скорее всего, желание притворное.

В любом повествовании, включая и сказки о феях, персонажи попадают в приключения и побеждают злодеев, чтобы подойти к самому финалу: поцелуй (или что-то ещё), чем всё и завершается. Этот поцелуй говорит о непреложном счастье пары, закованной временем и пространством, но в реальной жизни поцелуй — лишь первый шаг на долгом пути, полном препятствий.

Вернёмся на миг к Ромео и Джульетте, которых я уже упоминала на этих страницах в качестве примера: что бы с ними было, если бы вместо смерти они поженились? Ромео продавал бы сонеты на улицах Жироны; Джульетта, располневшая и скучавшая, выращивала бы полдюжины детишек, а на знаменитом балконе висела бы одежда и сохла на солнце. Врагами пары были бы уже не семьи Капулетти и Монтекки, а обыденность жизни, но, возможно, у этой пары, решительной и удачливой, получилось бы сохранить колдовство, которое окутало их в молодости, и благодаря ему они состарились вместе, любя друг друга — такая история была бы оригинальной и чудесной. Хотя Шекспир на неё не вдохновился, потому что ему не хватало крови, яда, ножей и подлости.