Любовь.ru. Любовь и смерть в прямом эфире

Андреева Наталья Вячеславовна

— Что? Что ты сказал?!

— Да ладно вам! Прекратите! — Люська и Зося в один голос.

— Я тебе сейчас глаза выцарапаю! Я тебе…

И тут раздается жуткий вопль.

Они бегут наверх: Градов, Зося, Люська, Виолетта. Дверь в комнату Ирисовой заперта.

— Серафима Евгеньевна!

— Откройте!

— Что там?

— Что случилось?

Словно интригуя зрителя, комнату Ирисовой не показывают. Камера сосредоточила внимание телезрителей на четверых перед запертой дверью. Громкий стук в нее, попытки

сорвать с петель, ругань.

— Мама дорогая! — шепчет Люська. — Неужели же она тоже…

И в этот момент дверь открывается. На пороге Серафима Евгеньевна, взгляд у нее совершенно безумный.

— А-а-а…

— Что?

— А-а-а…

Люська первой влетает в комнату. В изголовье кровати лежит упавшая картина. Учитывая ее вес и субтильность Серафимы Евгеньевны… В общем, ей бы вполне хватило.

— Меня хотели у…

— Вы живы, успокойтесь. — Градов идет к картине, внимательно осматривает шнур, на котором она висела: — Ну, теперь меня никто не убедит, что это несчастный случай.

— Что ты хочешь сказать? — Зося тоже подходит.

— Он не перетерся. Перерезан. Причем недавно. Видимо, картина висела на одном волоске. Сотрясение мозга гарантировано, если подобная штуковина свалится на голову. А может, что и похуже. Черт, кто придумал запихнуть такой небольшой пейзаж в такую огромную и тяжелую раму?

— Это натюрморт, — шепчет Ирисова. — Цветы… Мои любимые… А-а-а…

— У нее истерика, — говорит Люська. — Ни у кого нет успокоительного?

— Нет! Не-е-т! — кричит Серафима Евгеньевна. — Нет! Только не таблетки!

— Да я же говорю, что у старушенции крыша поехала! — заявляет Виолетта.

— Ты тут второй день крутишься, — подозрительно смотрит на нее Градов.

— Берешь уроки актерского мастерства, — добавляет Люська.

— Да все сюда заходили! Все! Когда его перерезали, кто знает? Когда?

— Убийца-то слегка не рассчитал, — говорит программист.

— Я только хотела ее поправить, — шепчет Ирисова. — Только поправить. Она висела криво. Я чуть дотронулась, и…

— Вот вам и секрет чудесного спасения. — Градов снова внимательно осматривает шнур. — Естественно, что практически на одном волоске картина стала висеть криво. А если бы вы не обратили на это внимания и легли спать…

— А-а-а… — снова в ужасе стонет Ирисова. — Значит, меня все равно убьют? Я не лягу спать! Нет!

— Ну, сегодня уж точно ничего не будет, — пытается успокоить ее Алексей Градов. — Два раза подряд бомба не падает в одну и ту же воронку.

— Я не лягу…

— Ну, хорошо, — Люська зевает. — Я с вами посижу в гостиной.

— И я, — говорит Зося.

— Какие вы слабонервные! — фыркает Виолетта. — Подумаешь, картина упала! А ты что, эксперт? — накидывается она на Градова.

— Я просто не слепой.

— Да нет тут ничего! Никакого пореза! Нет!

— Можешь идти

к себе, если не боишься, — советует блондинке Зося.

— Ну и уйду! Подумаешь!

Виолетта громко хлопает дверью.

— Как вы думаете, это она? — Люська смотрит на Градова и Зосю.

— Очень может быть.

Ирисова, не обращая ни на кого внимания, идет прочь из своей комнаты. На ней только длинная, до пят, ночная рубашка с глухим воротом.

— Халат, Серафима Евгеньевна! Халат! — кричат ей вслед женщины.

Халат на Ирисову удается надеть только в гостиной. Пожилая актриса долго сопротивляется:

— Нет, нет, нет! Оставьте! На мне мой саван!

— Надо бы ей чаю горячего, — говорит Люська и идет на кухню.

— Нет, нет, нет! Не оставляйте меня наедине!

— Да что вы, Серафима Евгеньевна?! — возмущается Зося. — Вы думаете, что это я?

— Да, да, да! Вы все!

— Это безумие какое-то! — Зося растерянна.

— Да, да, да! Безумие!

Ирисова вдруг дико хохочет. Похоже, что она пережила сильное нервное потрясение. Несколько смертей на ее глазах, гибель любимого Якова Савельевича и упавшая картина последовательно влияли в отрицательную сторону на рассудок бедной Серафимы Евгеньевны.

— Что теперь делать? — спрашивает Люська Зосю, пока Ирисова мелкими глотками пьет из глиняного бокала горячий чай.

— Ты думаешь, это один из них? — Зося кивает вверх, на потолок. — Градов мне сегодня странные вещи говорил.

— Леша?

— Какая нелепость! Зачем ему это надо?

— Зачем деньги нужны? Ну ты даешь!

— Т-с-с-с. Не при ней. Прислушивается.

— Давай выпихнем ее утром отсюда?

— Почему утром?

— Куда ж ночью?

— Не-е-е-ет! Я не пойду-у-у!

— Серафима Евгеньевна, успокойтесь!

— Я буду здесь. С ним. С Яшей.

— Точно. Крыша поехала. — Люська взволнованна. — Только психованной здесь не хватало. Вдруг она ночью нас всех зарежет?

Серафима Евгеньевна странно смеется.

— А может, она притворяется? — внимательно смотрит на Ирисову Зося. — Она же актриса!

— Это уже полный бред! Второй час ночи! У меня у самой скоро начнется истерика! — заявляет Люська. — И что, сидеть до утра в этом кресле?

— Серафима Евгеньевна, пойдемте ко мне, — предлагает Ирисовой Зося.

— В одну постель ее с собой положишь? — усмехается Люська.

— Не-е-ет!

— О господи! Пойду хоть подушку и одеяло сюда принесу! — Апельсинчик поднимается с кресла.

— Не-е-ет!

Алексей Градов свешивается с лестницы на втором этаже и кричит:

— Что вы там никак не успокоитесь?

— Да иди ты! — кричит в ответ Люська. — Лучше подушки принеси!

Он исчезает, и тут камера переключается на второй этаж, где в коридоре программиста подстерегает Виолетта в ослепительном неглиже: