Любовница Иуды

Мельников Е.

– Что за праздник? Случайно, не Пасха? – Иуда вежливо улыбнулся.

– Вроде того. Сегодня день рождения Великого Учителя, нашего земляка… Вы в какой партии состоите?

– Я беспартийный. А к вам явился по вызову Ираиды Кондратьевны, любимой ученицы Князя. Собираюсь погостить у вас сорок дней и сорок ночей. А потом вместе с вами опущусь на морское дно.

– Не надо играть со мной в такие игры. Я ведь могу потребовать паспорт, – побагровел атаман, топорща пожелтевшие от никотина усы.

– Вы не правы, Бабура… Он действительно тот самый Иуда Симонов, предавший по каноническим Евангелиям Христа, – неожиданно включился в разговор золотушный

мальчик, складывая шахматные фигурки в картонную коробку. – Ему дали задание объявить нам пренеприятнейшее известие: через сорок дней остров Тотэмос скроется под водой, если мы не покаемся в грехах и не примем истинного Бога. Всё это вполне вероятно, ибо в недрах земли идут вулканические процессы. Остров и так обречён.

На вид странному мальчику было лет семь. Его слишком крупную по сравнению с тщедушным телом голову почти до белесых, еле намеченных бровей, под которыми сахаристо поблескивали зеленоватые леденцы зрачков, прикрывала широкая панамка. Ночным костерком на снегу пылал на белой рубашонке шелковый пионерский галстук – старческими пальцами перебирал мальчик два алых лепестка, и щурил полусонные глазки – то ли от солнечного света, то ли от шелкового блеска пламенеющего галстука. Тонкогубый рот по углам был испачкан чем-то белым, скорее всего, молочной кашей, но казалось – это выступила пена после скоротечного припадка.

Иуда поёжился: куда он попал?

Насладившись общим неловким молчанием (паузу заполняло лишь слюдянистое зудение насекомых), мальчик мазнул по лицу гостя зыбким взглядом и сказал пряным голоском:

– Вы, товарищ Искариот, не единственный из апостолов, посетивших наш остров. По преданию, первым был Андрей, брат Кифы или Петра, сын Ионы, ученик Предтечи. Правда, остров тогда принадлежал эллинам. Потом скифы прибрали его к рукам. Вместе с верой. Кстати, испортившей их окончательно. Согласно легендам, здесь бывали также Иоанн Богослов, прозванный сыном грома, и проповедавший язычникам апостол Павел, бывший Савл. Но последнее, безусловно, народный вымысел, заявляю это уверенно.

– Ты что же, Гера, всю Библию перечитал? – спросил Бабура, мрачно уставясь на дно пустой чашки, будто гадая на чайной гуще.

– Я думаю связать свою судьбу с перспективной профессией религиозного деятеля. Но у нас религию совершенно неправильно понимают. Даже Великий Учитель…

– Он у меня вундеркинд, – опасливо поспешила перебить Марсальская. Она боялась, что сын сболтнет лишнее. – Сразу в пятый класс приняли. Но и там ему скучно.

Атаман глядел с откровенной неприязнью то на необыкновенного ребёнка, то на гостя.

– Это правда, насчет острова? Или неудачная шутка?

– Там не любят шутить. И обманывают тоже редко. А уж просто так вообще никого и никогда не посылают… Слишком большие расходы! – весело подытожил Иуда и поймал томный взгляд заскучавшей Марсальской.

– Не потому ли Машка сбежала? – задумчиво буркнул атаман. – Тоже ведь во сне бредила каким-то потопом. Ругала тебя Искариот: мол, надо сматываться, а то всех погубишь…

– Сбежала? Значит, её нет на острове? – Иуда с громким стуком поставил чашку на блюдце, едва не расколов его.

– Мои хлопцы весь город обшарили. Как в воду канула. Но воды она, понятно, тоже боится… Ладно, я опаздываю. Спасибочки.

Он грузно поднялся, нахлобучил на рыжеватую шевелюру красную фуражку с фасонистой тульей и зашуршал яловыми сапожками по сухому гравию. Вскоре и мальчик поплелся во двор – его шажки были бесшумные, скользящие, будто передвигался

он по тонкому льду. Иуда смотрел, как шевелятся острые лопатки мальчика под рубашкой, и проникался глухой тревогой… Уж не этот ли вундеркинд-затворник ночью разливался на разные лесные голоса?

Низкий грудной голос Марсальской вывел его из оцепенения:

– Неужели ты собираешься агитировать за всеобщее покаяние в этом костюме? Тебя примут за интеллигента-демократа и сразу прибьют. А мне хочется ещё раз переспать с тобой. Я может, соскучилась по иностранцам!

В чулане она подыскала для Иуды подходящую одежонку среди всякого старья и велела переодеться. Затем принялась гримировать ему лицо. Спустя некоторое время, из круглого зеркальца на Иуду взглянул пожилой нищий-изгой в цыганской шляпе, вызывая не только сочувствие, но и брезгливость.

Александр Гайсин и Ирнег Тимс

С Иудой мы разминулись минут на пять. Увидев нас, двух журналистов, явившихся в особняк в поисках самых свежих новостей, похмельных и запыхавшихся, Марсальская рассмеялась.

– То вы рано, то вы поздно. Где же ваш репортерский нюх?

– Неужто получилось? – ахнули мы.

– Да ещё как славно, – она, жмурясь от удовольствия, с хрустом потянулась в кресле.

Мы, разумеется, не поверили, но на всякий случай расстроились: такое важное для нас событие прозевали. Обидно было то, что именно мы весь вечер упрашивали хозяйку дома, которая своей славой медиума и экстрасенса была обязана нам, вызвать из Инферно дух загадочного Иуды, чтобы теснее войти в контакт с героем будущего романа об этом Евангельском персонаже – нашей дерзкой мечты (ничего себе мечта, пожимали плечами ближние, а дальние подозрительно косились и крутили пальцем у виска). Но у Марсальской в тот вечер ничего не получалось, она нервничала и злилась, бесполезно манипулируя гладкой ореховой палочкой с металлическим наконечником. Затем вообще заявила, что ни светлые, ни темные силы не могут терпеть журналистов. А тут пришли новые гости. Хамоватый атаман долго утомлял дифирамбами в честь хозяйки и скифских лошадей, а другие два мрачноватых типа так откровенно тяготились нашим присутствием, что пришлось нехотя ретироваться. Ирнег Тимс подался к своей давней подружке в общежитие моторного завода, а Александр Гайсин отправился домой – к любимой жене Ирине и дочери Кате.

Теперь же видя, как мы огорчились, Марсальская сразу повела нас в дом, открыла небольшой сейф и вытащила портативный магнитофон. (Как тот попал к Ириаде Кондратьевне это отдельная история: подарок губернатора Ферапонтова, когда он активно сотрудничал с органами государственной безопасности; однако техника была подарена не для развлечений, а для «работы» с иностранцами. У Залетновой, по слухам, имелся такой же.)

Перед тем как включить воспроизведение магнитофонной записи, Марсальская закурила и, по-козьи щуря глаза, сказала:

– Только для вас, мальчики. Надеюсь, не забудете упомянуть меня в своём… шедевре?

Мы, конечно, пообещали и стали жадно слушать всё то, о чём читатель уже знает. Вплоть до интимного разговора хозяйки с гостем в спальной комнате после волнующей музыки вздохов и стонов. Марсальская была без всяких комплексов и даже испытывала повторное наслаждение, бегая возбужденными глазами по нашим прибалдевшим лицам, словно вместе с нами стояла у замочной скважины.

– З—значит, он яв-вился в-во плоти?! – воскликнул, заикаясь, Гайсин и выхватил из пачки импортную сигарету, хотя никогда не курил.