Любовница моего мужа
Шрифт:
— Зачем? — сразу же насторожился мужчина и встал следом.
— Съезжать, — Надя пожала плечами и, двинув плечами, словно сбрасывая тяжелый груз, двинулась в сторону коридора.
Не сразу поняла, что находится не в спальне, где хранятся все ее вещи и пожитки.
— Даже ничего не спросишь, Надь? — вопрос Алексея ударил ей в спину тысячей игл, заставляя притормозить на полпути и застыть от оцепенения.
Надя промолчала, но с места не двинулась, продолжая стоять к мужу напряженной спиной. Вся она была натянутой струной, готовой в любой момент порваться
— Как обычно, прячешь голову в песок?
Ей не верилось, что она и правда услышала в его голосе презрительные нотки, которых раньше никогда не замечала, ведь он не позволял себе подобного тона. Не с ней.
— Что ты сказал?
Гдальская ругаться не умела и не любила. Ненавидела всегда себя за дрожащий голос и готовые сорваться слезы. Сейчас ей было грустно, но плакала она всегда в начале любых скандалов, даже когда, казалось, и не хотела. Непроизвольная реакция, которую она не могла контролировать. Это дело ее слабачкой в глазах оппонентов, так что единственный способ сохранить лицо для нее — не вступать в конфликты.
Но не в этот раз.
— Ты всегда избегала трудностей, Надь. Даже дома осела и на меня все важные дела спихнула, чтобы не иметь проблем с внешним миром. Да что говорить, ты даже сейчас не хочешь поговорить и прояснить ситуацию. Сразу бежишь на развод подавать.
Надя сглотнула ком, вставший от обиды поперек горла.
— Ты сам попросил меня уволиться с работы…
— Вот только не надо этого жалостливого тона. Я предложил, не спорю, но ты побежала увольняться с радостью, разве я не прав? — практически прорычал, злобно стискивая кулаки.
— Ты меня обвиняешь? Мы же хотели ребенка! — крикнула, а по щекам уже катились горькие слезы.
Надя тяжело дышала, но смотрела на мужа во все глаза, пытаясь понять, как такое могло произойти именно с ними.
— Ты хотела, Надь, ты, — мужское признание улетело в тишину, было полно горечи и разочарования, но больше всего боли причинили именно женщине.
Она дернулась, словно ей дали хлесткую пощечину, но устояла на ногах. Потерянным взглядом прошлась по любимому мужнину лицу, не узнавая в нем того Лешу, в которого когда-то влюбилась.
— Да, ты прав, я хотела, — потерянно прошептала и опустила голову, чувствуя, как стало мокрым от обилия слез лицо. — Не ты. У тебя ведь уже был ребенок. Сын, верно? Поздравляю, Леш, правда. Не придется теперь оправдываться перед друзьями и матерью за ущербную жену.
Гдальская всхлипнула, а затем прикрыла ладонью рот, не желая больше показывать мужчине слабость, но было поздно.
Он сделал шаг вперед, но Надя, заметив это, отошла, так что Алексею пришлось остановиться и поднять руки.
— Надь, прости, я не с того начал, — нервно взъерошил волосы. — Я… Я тебе не изменял с Кариной.
— Мне не интересно, — отсекла Надя его оправдания, а сама горько усмехнулась. — Ваш сын — лучшее всему доказательство.
Подняла голову и посмотрела в мужские бесстыжие глаза.
— Он ведь твой сын, Леша?
Ненавидела себя за надежду, что неправильно всё поняла,
— Он мой, Надь, сто процентов мой, — качнул головой Гдальский, видя жену насквозь. У него и самого кровоточило сердце, когда он видел ее такой сломленной. — Но я о нем не знал до прошлого месяца, Надь. Карина, его мать, моя бывшая, я встречался с ней до тебя. Ребенок родился пятого марта, ты сама посчитай, мы ведь встречаться с тобой начали в сентябре, то есть зачат он был в июне, когда мы с тобой даже знакомы не были. Малыш, не накручивай себя, давай спокойно поговорим.
Мужчина снова сделал шаг в ее сторону, а она уже по привычке дернулась, начиная подсчитывать в уме даты. Пульс у нее участился, отдаваясь стуком и гулом в ушах, мозги работали неохотно, но с цифрами она управиться могла.
Леша ей не изменял?
— Надь, если бы я знал… — потерянно произнес он, а вот Гдальская вдруг с горечью осознала, что и этому ребенку муж не рад.
Спазм, который охватил ее внутренности, ослабил хватку, и ей стало будто легче дышать. Она ведь всё это время думала, что муж жил на две семьи, работал на два фронта и водил ее за нос, а тут получается, что он и сам про ребенка не знал. Она внимательно вглядывалась в его лицо, но лжи в этом вопросе не видела.
— Я аборт сделала в феврале… — вдруг прошептала, вспомнив забытый факт из собственной биографии.
Прошлое будто ожило, преследуя их спустя столько лет, но она всегда знала, что от грехов ей никогда не отмыться.
— Прости меня, Надюш, — скользнул к ней Леша и схватил за плечи, вынуждая посмотреть на себя. — Мы ведь договорились, что это я во всем виноват, не ты. Пожалуйста, не вспоминай больше об этом. У нас… Давай попробуем снова, ты родишь нам долгожданного малыша. И мы будем любить его. Наймем лучших врачей и…
— Хватит, Леш, хватит.
Надя резко качнула головой, надеясь, что он замолчит и перестанет бередить ее раны. Ей было так плохо, что не передать словами, но она, как обычно, постаралась взять себя в руки.
— Когда ты узнал про мальчика…
— Диму, — поправил, затем пояснил, — его зовут Дима.
Наде в сердце будто ударили копьем. Она больше не испытывала чувство отчаяния, но ощущение, будто ее где-то предали, не покидало. Над ним она была не властна.
— Когда ты узнал про Диму, почему сразу мне не сказал? — посмотрела на мужа откровенно и вопросительно.
Еще до того, как он ответил, она уже знала, что скажет.
— Не хотел, чтобы ты расстраивалась, Надь. Ты ведь так одержима ребенком, что я решил, тебя это сильно расстроит.