Любовница на Рождество

Александер Виктория

– Прошу учесть, что упрямые характеры моих братьев и сестер ни в коей мере не отрицают добропорядочности семьи в целом. – Он печально покачал головой. – Порция не одинока в своем стремлении к благопристойности. Мы – на редкость приличная семья, славящаяся своей респектабельностью и совершенно не склонная к скандалам.

– За исключением вас?

– Мне всегда доставлял удовольствие изрядный скандал… к ужасу моей семьи. – Он доверительно склонился к ней. – Я – паршивая овца в стаде.

–

Да, у вас есть определенная репутация в этом отношении.

Он засмеялся:

– Уверяю вас – хотя я ее заслужил, – все немного преувеличено.

– Что неудивительно, не правда ли? – Она одарила его милой улыбкой.

– Это – самая неприятная сторона известности.

– Неприятная? С трудом в это верю.

Он покачал головой.

– Я бы предпочел, чтобы мне воздавали должное за мои реальные дела, хорошие или не очень, чем за то, что предполагается.

– Значит, легионы женщин – это предположения?

Он закашлял и с удивлением покачал головой:

– Господи, леди Смитсон, а вы прямодушны.

– Разве Порция вас не предупреждала?

– Она говорила, что вы весьма откровенны. Она считает откровенность скандальной.

– Могу ли я сказать вам кое-что по секрету, сэр Себастьян?

– Сделайте милость.

– С самой первой встречи с Порцией я не нахожу ничего занятнее, чем поддразнивать ее своей откровенностью.

– Вас это веселит?

– Чрезвычайно. – Она рассмеялась. – Скажите, а вам нравится шокировать вашу семью?

– Мою семью легко шокировать. – Он тяжело вздохнул. – Всем было бы намного приятнее и спокойнее, изучай я право, или служа в армии, или даже занимаясь каким-нибудь почтенным видом коммерции. Или если бы я пошел по церковной линии. – Он поднял брови. – Вы можете представить меня священником?

– О, ваши проповеди были бы очень интересными.

– Боюсь, что меня лишили бы сана после первой же, – рассмеялся он. – И даже в этом случае у нас в семье есть те, кто предпочел бы неспособного пастора любителю приключений, путешественнику, писателю, лектору…

– Не забудьте про исследователя.

– Исследователь – это звание, которое дается тому, кто отважится выйти за границы обычного эксперимента. Его надо заслужить. – Он покачал головой. – Я никогда не был первым человеком, ступившим на необитаемую землю. Я никогда не открывал потерянных цивилизаций или неизвестного доселе устья большой реки. Также я ни разу не сделал никакого важного открытия, хотя то, чему посвятил свое время, было не так уж плохо.

– Понимаю. – Ее взгляд сделался внимательным. – Вы сожалеете об этом?

– О замечательном времени? – Он сверкнул улыбкой. – Ни одну минуту.

– Я имела в виду другое: то, что вы не открыли ничего значительного.

–

А мне следует сожалеть? Полагаю, что было бы приятно открыть что-нибудь эдакое. – Они молча шли по дорожке. – В мои намерения не входило открывать неизведанные миры, когда я впервые занялся путешествиями. Но то, что можно назвать орудием для открытий, определило мой жизненный путь.

– Да?

Он остановился, полез в карман жилета и извлек маленький компас.

– Я еще мальчиком нашел его в старом сундуке. Никто из домашних не мог мне сказать, кому принадлежал старинный компас. С тех пор я с ним не расстаюсь. Это моя самая ценная вещь. – Он протянул ей компас. Она взяла его и с любопытством стала разглядывать. Металлическая вещица хранила тепло его тела. – На крышке надпись, – сказал он.

Она перевернула компас и прочитала едва заметно выгравированные слова: «In ambitu, gloria». Вероника посмотрела на Себастьяна:

– Я не сильна в латыни. Что это значит?

– «В поисках славы».

– Это фамильный девиз? – Она вернула ему компас.

– Нет. Теперь это мой девиз. – Он положил компас обратно в карман. – Мне он подходит. Путешествие важнее, чем цель.

– Как мудро. – Она задумалась. – Если вы не собирались открывать неизведанное, то, может, вы, учитывая выбор профессии, всего лишь хотели поразить семью?

Он весело на нее взглянул.

– Леди Смитсон, если бы я не был уверен, что это не так, то счел бы вас журналисткой одной из тех газет, которые всегда перевирают факты. А может, вы и есть журналистка? – Он шутливо сдвинул брови.

– Нет, конечно, – рассмеялась она. – Но какая замечательная мысль.

– Вы задаете очень много вопросов.

– А вам удается на многие не ответить.

– Прошу меня простить. Я не хотел показаться уклончивым. У меня просто нет ответов. – Он на секунду задумался. – Когда я начал вести – и веду до сих пор – ту жизнь, которая меня интересует больше всего, я не ставил никакой особой цели, за исключением, возможно – и как вы это отметили, – не делать того, чего от меня ждала семья. – Он внимательно посмотрел на нее. – Это, конечно, не назовешь достойной восхищения целью, на достижение которой можно тратить свою жизнь.

– И все же вы, кажется, весьма в этом преуспели.

– Поверьте мне, никто больше, чем я, не шокирован этим фактом.

Она засмеялась. Он предложил ей руку, и они продолжили прогулку.

– Дороги жизни, по которым мне предлагалось идти, все представлялись ужасно скучными. Провести свои дни, занимаясь делом, которое мне не по душе… подобная судьба была для меня хуже смерти. Это было бы существованием, а не жизнью.

Она кивнула.

– Но у вас был выбор.