Любовница отменяется, или Тренчкот
Шрифт:
– Короче, хватит препираться. Или сейчас вы едете со мной, или…
– Да никуда я с вами не поеду! – огрызнулась я, сжимаясь от страха перед этим многозначительным «или…». Оно таило в себе обещание жутких мучений, отсвечивало пламенем костра, разведенного инквизитором для жарки еретиков…
Но с какой стати я должна слушаться этого наглого типа? Он манипулирует невинной девушкой, пользуясь ее недостаточной информированностью! (Это я о себе, не надо судорожно оглядываться в поисках «невинной девушки».)
Через семь минут мы уже были в отделении милиции. Нелюбин ласково держал меня за плечо, словно предупреждая попытку бегства. Я успела
Мы провели в отделении более двух часов. Я, словно сомнамбула, плавала в вязком тумане. Никак не удавалось поверить в реальность происходящего. Все эти люди, суровый Нелюбин, смущенный Глеб Чашвили – превратились в экранных персонажей, героев детективного фильма.
А в голове у меня разворачивался параллельный сюжет. Я видела, как Никита выходит из офиса «Фросткома». Он красив и стремителен, его глаза блестят – это особый блеск предвкушения, нетерпеливая радость зверя, уже ощутившего под когтями податливое тепло добычи. Никита садится в сверкающий «Лексус» и уезжает. Следующий кадр (крупно): обезображенное ликованием лицо блондинки Елены – она наконец дождалась любовника…
Проклятье!
А я здесь, в отделении милиции! Уже битых два часа сижу в кабинете и потею, как пингвин на экваторе. На лбу выступила испарина – голова в парике словно в презервативе, невыносимо жарко!
Ах, ну вот и дождалась!
Появились две брюнетки, одетые с претензией – очевидно, они пытались конкурировать с моим лучезарным имиджем. Бедняжки и не догадывались, что он сформирован не продавцом китайской барахолки, а дизайнерами Блюберри, а это крутые парни, между прочим. Брюнетки были облачены в аляповатые плащи – у одной синий, у другой фиолетовый – и черные очки. Девицы уселись по обе стороны от меня, и, как я поняла, началась процедура опознания.
Дизайнер Глеб – раньше мы с ним постоянно пересекались в пространстве и времени и обсуждали личность нашего общего деспота (Кумраева) – сразу же указал в мою сторону. Не ожидала от него такой подлости! Я почему-то не сомневалась, что именно сейчас конфликт разрешится. Глеб воскликнет: «Ой, ну что вы! Нет, нет, нет!» – и красиво заломит руки, как драматическая актриса (он юноша утонченный, эмоциональный). И меня тут же отпустят на волю, очистив от шелухи несправедливых подозрений.
Но Глеб кивнул, виновато потупив взгляд, и я услышала лязг железной двери, тяжело захлопнувшейся
Что вообще происходит?!
Сейчас я должна быть совершенно в другом месте! Отпустите меня отсюда.
– Да уж, – патетично вздохнул Нелюбин.
Мы остались одни в кабинете. Я тут же стянула тренч и парик, сняла очки – лицо наверняка блестело от пота. Но о том, достаточно ли привлекателен сейчас мой вид, я думала меньше всего.
Нелюбин взял плащ со стула, развернул – с изнанки под воротником красовался лейбл – BLUEBERRY. Расшитые золотом буквы на бежевом фоне. Почти единственная фирменная вещь в моем гардеробе. Будь она неладна!
– Беру с вас подписку о невыезде, Юля.
Я встревоженно шарила взглядом по непроницаемому лицу Анатолия Кирилловича, словно пытаясь разгадать, какова моя дальнейшая участь. Союзник он мне или противник? Поможет ли выбраться из ужасной, но нелепой ситуации? Или будет топить как котенка и использует в качестве вешалки для всех криминальных трупов, обнаруженных в федеральном округе за последние три месяца? Наверное, второй вариант. Уж больно яростно вцепился Нелюбин в версию о моей причастности к убийству – рычит, как доберман, мотает головой, рвет сиреневую ткань тренчкота.
Но меня не было на стройке в среду!
Я выслеживала бойфренда! Шпионила!
Тону, спасите!
Дрожащей рукой я заполнила какой-то бланк. Нелюбин посмотрел на мои каракули и удовлетворенно хмыкнул.
– Скажите, Юля, а вы ели что-нибудь в кинотеатре?
– В смысле? В каком кинотеатре? – заторможенно спросила я.
– Ну, там, попкорн, пиццу?
Не понимаю, о чем он говорит… Ах, да! Кинотеатр! Ведь это мое алиби! В ту среду в 14.45 я смотрела фильм «Продавщица». Якобы. А Нелюбин, очевидно, решил меня подловить – и ведь зашел как-то сбоку, про еду спрашивает, а не про содержание фильма. Хитрый какой тип! Что же мне ответить?
– Вообще-то у меня анорексия, – уклончиво заметила я, лихорадочно пытаясь просчитать его следующий вопрос.
– Ну надо же! Вы, Юля, выглядите отлично. У вас такой здоровый румянец!
Скорее – нервный.
– Если б и вы два часа просидели в душном помещении в плаще, парике и очках, то тоже смогли бы похвастаться румянцем во всю щеку.
– В отличие от вас, у меня нет привычки изображать шпиона. Значит, в театре вы не ели?
– Орешки грызла! Там на втором этаже витрина с цукатами и орехами.
Куда он клонит? Чего добивается?
– Какие орешки? Миндаль в шоколаде?
– Кэшью в йогурте! – с вызовом посмотрела я на мучителя.
– А после сеанса ушли сразу? Или задержались в кафе? Ведь там у них отличный эспрессо.
Видимо, Нелюбин тоже бывает в этом кинотеатре.
– Нет, я сразу поехала домой.
– Понятно…
Следователь пристально смотрел на меня, и я физически ощущала на себе тяжесть его взгляда. Сначала под таким взглядом начинаешь сомневаться, приличен ли твой внешний вид, не испачкан ли лоб сажей. Затем переходишь к нравственным качествам и понимаешь – да, ты вовсе не ангел. А минуты через три наступает черед судорожного инспектирования автобиографии – достаточно ли она добропорядочна, не завалялась ли в ней парочка трупов?