Любовница
Шрифт:
— Они вряд ли заметят. Разве что отсутствие кредитной карты и кошелька.
— Не злись, они твои дети, и ты обязан достойно их растить, воспитывать и содержать.
— Я никому ничего не обязан!
— Не ори на меня, это ты валялся с любовницей и не ночевал дома! Отойди, мы все обсудили, разговор окончен.
— Как и наша семейная жизнь.
— Это твой выбор, не мой. Я тебя из дома не гоню.
— Да я сам уйду, тебе же все равно.
— Пропусти меня пожалуйста, я опаздываю, Виктор. Давай вернемся к этому разговору вечером.
Виктор отступил, освобождая проход, Нина удовлетворенно кивнула, а на пороге обернулась. — Зов
Виктор остался на кухне, сидел курил, мысли в голове стали вялые. Больше всего хотелось выпить рюмку коньяку, даже не одну, а чтобы хорошо одурманило и пойти в кабинет и завалиться спать на диване, а завтра проснуться и ничего не помнить. Пускай бы стерся и его разговор с женой, и встреча с Ритой.
Не правильно все, не то он делает. Но маховик уже начал раскручиваться и двигаться можно было только вперед. Значит, вместо коньяка вещи собирать.
Хлопнула входная дверь, Нина ушла, Вяземский остался в квартире один. Бесцельно бродил по комнатам, осматривался недоверчиво — как же уйти, тут все привычное, родное, прирос он, прикипел к этим стенам, а надо уходить. Нельзя так жить инертно, по привычке, чтобы главное было вне семьи, на работе, или в Интернете. Нельзя сводить все к достижению статуса “не хуже чем у всех”, предавать мечты, смотреть только под ноги, забывая про небо.
Со сборами Виктор провозился до позднего вечера — разбирал бумаги, часть документации по фирме он хранил дома, Нина числилась в руководстве, контролировала подбор персонала. Бухгалтерию он проверял сам. Дело их процветало, открывались дочерние фирмы. Как теперь все это будет Виктор не представлял, общий бизнес сделал их заложниками, обрек на совместную жизнь и семейные отношения.
Виктор заколебался, стоит ли так спешить, слова Нины о зове крови смутили его. И он не за себя тревожился, но Маргарита, если Нина права, то выходит он обманывается сам и Риту обманывает насчет любви. По сути, что он знал об этом? Чувство долга — да, это он понимал, но любовь…
Вечером он позвонил Маргарите и сказал, что должен утрясти дела дома, а потому придет к ней завтра. Она согласилась, голос был спокойный, ни слёз, ни просьб. Это что, и ей все равно, как Нине?
Ночью он долго не мог заснуть, Нина с вечера вела себя, как ни в чем не бывало, даже казалась более оживленной, чем обычно. Рассказывала подруге по телефону про концерт, потом смотрела фильм на кухне и готовила. Она всегда совмещала приятное с необходимым. Позвала Виктора ужинать, но он отказался, и есть не хотелось, да и видеться за столом тоже. Вяземский по-прежнему не чувствовал себя виноватым и все больше злился на Нину за отсутствие реакции, которую он ожидал. Он готов был ко всему, только не к ее крайнему пофигизму. Почему она не хочет выяснить отношения до конца, поставить точки над i и разойтись с сознанием, что все между ними сказано? До этого времени он и детям ничего не сможет объяснить…
Следующий день прошел в мучительных раздумьях и тоске по Маргарите. Здравый смысл диктовал ждать, а чертов зов крови толкал немедленно нестись к Рите. Виктор съездил в институт, написал заявление об уходе, на обратной дороге завернул в Дом Книги, слонялся по залам, бесцельно рассматривал корешки и обложки. До Фонтанки от Дома Книги было рукой подать, при мысли о том, что он мог бы пойти к Маргарите, коснуться ее, заставляла слабеть колени, но Виктор упрямо не поддавался
Ночью позвонила Маргарита, но Виктор не успел подойти, она сейчас же сбросила звонок. Испугалась. Подумала, наверно, что Вяземский спит не один. Сразу вслед за вызовом пришло СМС: “Приезжай, мне очень плохо…”
Виктор даже не взглянул на часы, встал, оделся, взял ключи от машины и документы, спустился во двор, завел машину. Он не думал, совершал привычные действия на автомате, сцепление, тормоз, левый поворот. Сознание застилало беспокойство. Плохо ей, что значит плохо? Заболела снова, или что?
Маргарита открыла не сразу, и Вяземский вдруг испугался, что не откроет совсем. Может без сознания, ведь ничего не объяснила в СМС. Сердце ухнуло вниз… а вдруг… Он громко застучал кулаком в дверь, не думая о том, сколько времени и что скажут соседи. Звякнула цепочка, значит Рита там и жива. Да что, в самом деле, нельзя же так. Дверь приоткрылась совсем чуть-чуть, и Виктор сообразил, что не сказал, что это он.
— Рита…это я… — Дверь медленно пошла в сторону, и Виктор увидел Риту. Несколько мгновений они так стояли и смотрели друг на друга, Вяземскому стало не хватать воздуха, он судорожно вдохнул, обхватил Маргариту руками, шагнул через порог, увлекая и её за собой. Она заплакала. Он стоял и прижимал её к себе, лицом к груди и ничего не мог сказать, только повторял её имя.
— Рита…Рита…
— Мне было так плохо без тебя, — едва могла сквозь рыдания произнести она.
— И мне…
Томление двух дней, когда он был без неё, поднялось и смело другие чувства. Он отчаянно желал ее, снова поверить, что всё именно так, что она откроет ему себя. Он хотел прижаться к ней обнаженной и торопливо стягивал с плеч Риты футболку, чтобы добраться до тела. Она не противилась, только дрожала и всхлипывала, и цеплялась за него. Отдаленно, слабым остатком здравого смысла он понимал, что нельзя так, но сдирал с себя одежду, как будто это была его прошлая жизнь. Чтобы раздеться, надо было отпустить Маргариту, а он не мог. В прихожей он споткнулся о шкафчик для обуви — это привело его в чувство.
— Что я делаю, Рита, прости, не думай только…
— Нет… нет… идём…пожалуйста, — шептала она и тянула его к себе.
Он нашел её губы, жадно открыл их, замычал, ощущая податливость, потом подхватил Риту на руки и, продолжая целовать, понёс в спальню. От волнения он не мог вспомнить в какую дверь, но пошел правильно. У него не было времени на ласки, ни на что не было времени, только взять её сразу, глубоко, поверить, что она настоящая и принадлежит ему.
— Рита… — он не замечал, что делает ей больно… со стоном нашел то, к чему стремился… нашел… он был в ней и ничего больше не существовало сейчас кроме этого. Кроме её тесноты. Его била дрожь, дыхание прерывалось… он торопился взять её, исполненный мучительным, долго сдерживаемым желанием, не мог контролировать себя. Всё исчезло…всё… кроме ужасного звериного чувства обладания. Острая волна освобождения накрыла внезапно и горячими бросками Виктор отдался Рите. Когда он очнулся, она лежала под ним, смятая и раздавленная его тяжелым телом и тихонько всхлипывала.