Любовница
Шрифт:
— Дело в том, — перебил ее Маркус, — что я любил ее так безумно, что взял бы любой. Я дал бы ей свое имя и признал бы своим ее ребенка. Если бы только она не обманула меня. Этого я не мог простить Норе.
— Потому что чувствовал себя одураченным?
— Я и был одурачен.
Ифигиния почувствовала холодок в желудке. Ведь она тоже обманула Маркуса. И теперь он, конечно, думает, что его опять водили за нос — и на сей раз уже она, Ифигиния.
Она наклонилась к Маркусу и положила руку ему на колено.
— Нора не
— Разве у меня был выбор? Открыв ее позор, я выставил бы самого себя наивным, доверчивым идиотом.
— Сомневаюсь, что, когда ты заглядываешь в свое прошлое, тебя больше всего тревожат собственная наивность и доверчивость, — продолжала Ифигиния. — Тебе больно от мысли, что ты отдал свое сердце женщине, которая тебя не любила. Ты чувствуешь, что она просто использовала тебя, чтобы спастись.
— Так оно и было.
— Я не согласна. Нора была всего-навсего юной девочкой, измученной страхом. Ее родители искренне и отчаянно пытались спасти ее от полного позора.
— Да.
— Грозовые тучи омрачили ваш брак. Ты сказал, что был девственником в брачную ночь, но во всем остальном ты был на много лет старше Норы. Тебе пришлось слишком рано повзрослеть, а она только что вышла из детской.
Маркус молчал.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросила вдруг Ифигиния. — Я уверена, что, не распорядись судьба иначе, Нора повзрослела бы и без памяти влюбилась бы в тебя. Сумев наконец оценить твои бесценные достоинства, она научилась бы любить тебя.
Маркус в упор посмотрел на нее:
— Иногда ты несешь невероятную чепуху, удивительную в устах столь умной женщины. Как ты вообще можешь верить в подобные глупости?!
Она улыбнулась:
— Потому что я знаю, как просто влюбиться в вас, милорд. Ведь я уже сделала это.
Глава 15
Ему показалось, что Вселенная сорвалась с кругов своих, перенеся его далеко от того места, где он был мгновением раньше. Свет звезд струился совсем по-другому. И луна изменила свой ход.
Ифигиния сказала, что любит его.
Снова.
Вполне определенно.
Маркус внимательно посмотрел на Ифигинию. Она вовсе не казалась взволнованной и испуганной, как той ночью в храме Весты, когда ей показалось, что она убила его своей невинностью.
— Маркус? — Она сосредоточенно нахмурилась. — С тобой все в порядке?
— Нет…
Но он не мог объяснить, что с ним… и что вообще вдруг случилось. Он не мог произнести ни фразы…
Словно пушинку, он подхватил ее с сиденья и сжал в объятиях.
Со слабым изумленным вздохом она уронила свой веер. Маркус приник поцелуем к ее губам. Легкая шаль соскользнула с ее плеч на пол кареты.
— Маркус… — Ее руки обвились вокруг его тела. Она прильнула к нему.
Не отрывая
Он целовал ее. Целовал глубоко, жадно, со всепоглощающей страстью, которую носил в душе с той самой ночи в храме Весты. Казалось, Ифигиния не имела ничего против его необузданного желания и нетерпения. Она крепче прижалась к нему. Ее пальцы запутались в волосах Маркуса, голова легла ему на плечо.
Маркус коснулся ее ноги, обтянутой тонким чулком. Ладонь его скользнула вверх к ее колену и, миновав подвязку, на мгновение задержалась на теплой шелковистой коже. Пышные юбки Ифигинии пенились вокруг его руки, струились по ногам. Наконец он нашел горячее местечко, к которому стремился, — и застонал, почувствовав, как оно увлажнилось. Там пахло розами и женским желанием — самым дурманящим запахом на земле. Все тело Маркуса сотрясла судорога вожделения.
Он заметил, как дрожат его руки. Надо вздохнуть поглубже и успокоиться. Ведь он дал себе клятву не повторить ошибки той ночи. Он больше не будет грубым, неотесанным фермером — он подарит блаженство этой женщине.
Он так хотел доставить ей удовольствие!
Однажды он не сумел сделать этого, и теперь обязан исправить свою оплошность.
Маркус усадил Ифигинию, она с готовностью развела ноги. Белая пена юбок затопила черные подушки дивана. Маркус взялся за застежку бриджей.
Ифигиния вдруг уперлась в его плечо:
— Что ты делаешь?
— Я хочу любить тебя. — Он наконец освободил свою напрягшуюся от желания плоть.
— В карете?! — Лунный свет, пробивавшийся сквозь задернутые занавески, позволил разглядеть ее широко распахнутые глаза.
— Или здесь, или на ступеньках перед твоим домом. Я не в силах ждать, пока мы доберемся до постели. Дотронься до меня!
— Да… О да! — Она осторожно убрала руку с его плеча. Схватила зубами кончик пальца перчатки, потянула. Потом следующий палец.
Медленно-медленно она освобождала свою руку из белой атласной перчатки. Смотреть, как она один за другим вытаскивает пальчики, оказалось одним из самых мучительных эротических переживаний в его жизни.
Наконец она справилась, перчатка повисла у нее в зубах, выхваченная из тьмы лучиком света. Ифигиния протянула руку, пошарила, а потом осторожно сомкнула пальчики на копье его желания.
— Маркус! — Перчатка выпала у нее изо рта.
На какое-то мгновение ему показалось, что сейчас произойдет то, за что он возненавидел себя в прошлый раз. Он задохнулся, не веря, что выживет.
— Маркус? — испуганно позвала Ифигиния. — С тобой все хорошо? На этот раз у тебя не будет удара?
Маркус едва удержался от смеха и только слабо улыбнулся ей:
— Нет. По крайней мере не сейчас. Я хочу войти в тебя, Ифигиния. Но не хочу торопить тебя. На этот раз ты сама поведешь меня в храм любви.