Любовник Дженис Джоплин
Шрифт:
— Вообше-то нет.
— Если вам что-нибудь надо, вы только скажите, в. этом бараке мы все на игле и ради дозы готовы на что угодно! That’s true!*
* Это верно!
— Ладно, буду иметь в виду.
Взбешенный Сидронио вернулся в свою камеру, свернул самокрутку и стал курить, жадно затягиваясь.
— Ах! — испугалась Карлота Амалия. — Боже мой! — Она знала, что от мужа в таком состоянии можно ожидать любой жестокости. — Господи, дай мне силы! — По радио передавали песни Пипорро. Карлота склонилась над утюгом и с преувеличенным усердием гладила белье.
— Откладывать больше нельзя, —
В три часа ночи он разбудил Карлоту Амалию.
— Что случилось?
— Хочу ужинать!
— Ужинать?
— Оглохла, что ли?
— Нет, просто какой же ужин в этот час? Скорее завтрак…
— Завтрак не завтрак, тебе какая разница! Если я говорю ужин, значит, ужин!
— Что тебе приготовить?
— Тамали, фасоль и кофе. — Жена встала с постели, включила свет и принялась за дело.
— Как мне все это надоело! — Карлота Амалия твердо решила уйти отсюда через день, хотя еще не знала как; и пусть братья Сидронио станут ее преследовать, терпеть более нет сил! Уже неоднократно она испытывала горячее желание ударить мужа ножом, и остановить себя с каждым разом становилось все труднее.
Сидронио сел за один из бетонных столов и закурил новую самокрутку. Вдобавок он уже не первый час отхлебывал мескаль прямо из бутылки.
— Сантос Мохардин пусть думает что хочет! — Сама судьба дарила ему возможность самолично расквитаться за бесчестие брата. — Пусть дон Сантос думает, что его гребаному превосходительству заблагорассудится! — Из-за стенки, из двадцать первой камеры, все еще доносились ритмичные звуки, сопровождающие чей-то половой акт. — Вот чертовы долбари, спать пора, а они все трахаются! Пусть Сантос Мохардин хоть целую армию пришлет охранять дурака, ему все равно конец!
— Тамали готовы, — жалобно сообщила запуганная насмерть жена. — Наложу тебе?
— Нет, говна ты мне не наложишь, неси давай, дура! — Карлота поставила перед ним тарелку с едой, а сбоку чашку с кофе. Сидронио посмотрел в тарелку с язвительной ухмылкой и сбросил ее на пол. — Садись, чертова ведьма, и слушай меня внимательно! — приказал он, понизив голос. — Тебе не удастся отравить меня, как Рапидо, — отважный пистолеро, гроза всего тихоокеанского побережья! — руки коротки, я первый тебя отравлю!
— Ты сам положил стрихнин в еду!
— Заткнись, сука! — Он схватил ее за волосы. — Когда я говорю, держи свою пасть на замке! Если бы мой брат знал, какая ты шлюха, он бы тебя и близко к себе не подпустил, сучка текучая, но в этой жизни за все надо платить; если у дурака и было семь жизней, то теперь осталась только одна, и он ее сегодня лишится с твоей помощью!
— С моей помощью? — По щеке Карлоты сбежала одинокая слезинка, но от горячей ненависти к мужу ее глаза тут же высохли.
— С твоей, с твоей, только не говори мне, что ты к нему равнодушна, я помню, как ты порозовела, когда вернулась от него, думаешь, не заметил? Не пытайся делать из меня идиота, этот каброн возбуждает твою сучью натуру, и прямо сейчас ты мне поможешь, вызовешь урода из камеры, чтобы все видели, как я отомщу за брата!
— Я не хочу!
— А никто тебя не спрашивает, чего ты хочешь, сделаешь что велено — и точка!
— Он, наверное, спит!
— Конечно, но ты ему снишься, так что наяву он тебе еще больше обрадуется!
— Я не пойду в ночной рубашке!
— Нет, так пойдешь, чтобы он еще больше возбудился — проснется, увидит тебя в таком виде и решит, что сон воплотился в действительность, а ты с ним заговоришь и вызовешь из камеры. Вот, плесни мескаля в кофе, пусть думает, что его ждет развлечение по полной программе. — Сидронио подтолкнул Карлоту к выходу. — Шевелись давай! — И толкнул жену еще сильнее, так что кофе у нее в руке чуть не пролился. Сидронио шел у нее за спиной, а когда они приблизились к шестнадцатому бараку, спрятался за бетонным столом для посетителей. Карлота попятилась, не в силах выполнить приказ мужа, но тот с пистолетом в руке загородил ей дорогу и знаками показал, что обратного пути нет. Она тихонько постучала в дверь камеры Давида.
— Давид, — негромко позвала Карлота. — Ты спишь? Открой, это я, Карлота!
"Вот здорово! — восхитилась бессмертная часть Давида. — Как чудно пахнет кофе!"
— Давид, открой мне!
"Я боюсь, думаю, не к добру ее приход!" — "Как тебе не стыдно бояться женщины?"
— Открой, пожалуйста!
— Чего ты хочешь?
"Чего я хочу? — подумала Карлота. — По моей вине этот человек потерял отца, у его родных отняли землю, и они прозябают в бедности, и теперь из-за меня ему грозят новые неприятности — это несправедливо!" Карлота была готова закричать: "За моей спиной прячется Сидронио, он хочет убить тебя", — но не смогла найти силы, чтобы побороть накопившийся страх.
— Я принесла тебе кофе с вином. "Великолепно, — обрадовалась карма, — это поможет нам взбодриться!"
— Даже через дверь пахнет! Это мескаль?
— Да. Ты откроешь?
— Лучше уходи.
"Не будь таким невежей!" — укоризненно произнес голос.
— Я только принесла тебе кофе, не возвращаться же мне с ним, пойми!
— Почему ты решила принести мне кофе посреди ночи?
— Мне надо поговорить с тобой. — Сидронио поторапливал ее.
Давид не знал, как поступить, сквозь решетку глазка в темноте виднелись какие-то белые пятна, и ему вспомнилось, как он и Карлота танцевали под фонарями в ту лунную ночь.
— Ладно, — произнес он, судорожно дыша; воспоминание довольно сильно взволновало его, — я открою.
Чего хотела добиться Карлота Амалия своим посещением? Знает ли о нем ее муж?
— Хорошо, — услышал он голос и теплое дыхание Карлоты, увидел, как белеет в лунном свете ее ночная рубашка, вдохнул сладкий аромат кофе.
"Ладно, — подумал Давид, — я открою, но не стану ни танцевать с ней, ни пить ее кофе, вылью его туда же, куда полетело и рагу!"
Стоило ему отворить дверь, как события замелькали с головокружительной скоростью. Одной рукой Сидронио Кастро толкнул в камеру Карлоту, а другой сунул ствол пистолета в рот Давиду.