Любовник из фантазий
Шрифт:
Это было почти унизительно.
Неужели проклятие теряет силу? Неужели он наконец-то сможет обрести свободу?
Впрочем, к чему напрасные мечты. Когда греческие боги наказывают, то они делают это изящно и с такой ненавистью, что даже два тысячелетия бессильны растопить их гнев.
Однажды, давным-давно, Юлиан уже пытался бороться с проклятием; тогда он еще верил, что сможет стать свободным. Но две тысячи лет страданий научили его одному — смирению, и, как истинный солдат, каким был когда-то, он принял свою кару с честью.
Он
— Можешь делать со мной все, что пожелаешь. Только скажи, и я доставлю тебе любое удовольствие.
— Тогда уходи.
— Этого я сделать не могу.
— Но почему? — Грейс принялась раздраженно ходить по комнате. Ее гормоны пришли наконец в норму, и в голове прояснилось. Теперь оставалось только найти выход. Но как ни пыталась она придумать хоть что-нибудь, ничего не приходило ей на ум.
Что она будет делать с ним целый месяц?
Грейс представила себя в постели с Юлианом. Его волосы накрывают их балдахином, и он погружается в нее все глубже и глубже…
— Мне кое-что нужно… — подал голос Юлиан. Она повернулась и посмотрела ему в глаза.
Как легко было бы сдаться, но это неправильно. Она отказывалась пользоваться им, как… Нет, она даже думать об этом не хотела.
— Чего ты хочешь? — спросила она.
— Поесть, — просто сказал Юлиан. — Если ты не желаешь воспользоваться мной прямо сейчас, то я бы хотел поесть. — По его недовольному взгляду Грейс поняла, что он не любит просить о чем-либо.
Только тут она сообразила, что как бы все это ни казалось дико для нее, для него все вышло еще хуже. Каково это, когда тебя выдергивают из привычного состояния и бросают бог знает куда. Просто ужасно.
— Ладно. — Грейс сделала своему нежданному гостю знак следовать за ней, а когда они оказались на кухне, открыла холодильник и позволила ему заглянуть внутрь.
— Выбирай. Что тебе больше нравится?
Вместо того чтобы присмотреть себе что-нибудь вкусненькое, Юлиан отвернулся от холодильника.
— У тебя не осталось пиццы?
— Пиццы?
Откуда он может знать про пиццу? Впрочем, они с Селеной говорили о еде и о том, что хорошая пицца запросто заменит секс.
Грейс покраснела.
— Ты нас подслушивал?
На его лице не дрогнул ни один мускул.
— Раб любви слышит все, что говорят рядом с книгой.
Она почувствовала, что еще немного, и ее щеки вспыхнут огнем.
— Нет у меня никакой пиццы, — буркнула Грейс. Сейчас ей больше всего хотелось засунуть голову в морозильник, чтобы остудить ее хоть немного. — Зато есть немного спагетти с курицей.
— А вино?
Она кивнула.
— Ладно, спасибо и на этом.
Его командный тон чуть не вывел Грейс из себя. Тоже мне Тарзан нашелся. Она терпеть не могла подобных разговоров.
— Знаешь, что, дружок, я тебе не кухарка. Будешь со мной так разговаривать, ничего, кроме овсяных хлопьев, не получишь.
— Овсяные хлопья? — Юлиан удивленно
— Ладно, проехали. — Все еще чувствуя раздражение, Грейс достала спагетти с курицей и приготовилась разогреть блюдо, в то время как Юлиан, сев за стол, стал пристально наблюдать за ней. Все-таки жаль, что у нее нет овсяных хлопьев.
— И как давно ты прячешься в этой книге?
Юлиан продолжал сидеть, словно статуя; никаких эмоций, вообще ничего. Если бы Грейс не знала правды, то решила бы, что он робот.
— Последний раз, когда меня призвали, на дворе стоял одна тысяча восемьсот девяносто пятый год.
— Да ладно! — Грейс быстро засунула блюдо с едой в микроволновку. — Тысяча восемьсот девяносто пятый? Ты это серьезно?
Он кивнул.
— А какой шел год, когда тебя поймали в эту ловушку?
По лицу Юлиана пробежала такая неудержимая волна гнева, что Грейс вздрогнула.
— Сто сорок первый до Рождества Христова по вашему летосчислению.
У нее округлились глаза.
— Сто сорок первый до Рождества Христова? Боже правый! Так, значит, ты действительно Юлиан Македонский из той самой Македонии?
Он коротко кивнул.
Грейс медленно закрыла микроволновку и включила ее. У нее путались мысли. Это просто невозможно, потому что такого не бывает никогда!
— А как тебя упекли в книгу? Кстати, у древних греков не было книг, верно?
— Изначально меня замуровали в манускрипт, который позже поместили в переплет, дабы защитить от тлена, — мрачно сказал Юлиан. — А что до причины проклятия, то всему виной мое вторжение в Александрию.
Грейс нахмурилась — для нее все это было лишено смысла.
— Разве наказывают за то, что кто-то вторгся в город…
— Александрия — это не город. Так звали девственницу для Приапа.
Все равно непонятно. Потерянная девственность и жизнь в заточении — что тут общего?
— Ты изнасиловал девственницу?
— Я ее не насиловал. — Юлиан встретился с Грейс взглядом. — Все было по обоюдному согласию, можешь мне поверить.
Да, ему явно не повезло — она видела это по его напряженному лицу. Возможно, ей стоит быть осторожнее в своих расспросах.
Когда Грейс поставила перед гостем дымящуюся тарелку и положила рядом серебряную вилку, нож, бумажную салфетку, а затем налила бокал вина, воздух наполнился божественным ароматом пищи. Все было приготовлено очень быстро, но после того как Юлиан услышал о поезде, фотоаппарате, автомобиле, граммофоне, ракетах и компьютере, он сомневался, что его хоть что-то может удивить. Да и вообще, он уже с давних пор ничему не удивлялся. Все его существование умещалось в несколько сотен дней, затерявшихся в столетиях, но даже в эти дни он должен был делать лишь одно — ублажать тех, кто призвал его. Если чему и научили его два минувших тысячелетия, так это наслаждаться теми немногими радостями, которые выпадали на его долю во время воплощения.