Любовник из провинции
Шрифт:
Митя поднялся с настроением поющим и танцующим и только Нэля со своими заботами несколько омрачила его: надо было забрать из холодильника две ее шубы и обязательно купить всяческих химикатов для домашней чистки. Нэля не успевала.
Митя рассчитал, что как раз после этих походов прямиком попадает к "важной птице", где и решится одномоментно поворот в его судьбе. Чтобы мотаться по нэлиным делам, не надо было официоза в одежде, - Митя накинул ветровку и джинсы и отправился.
Когда он вышел, как говорят у нас в России, - за порог,
Митя решил пройтись, - наверное, - в последний раз!
Защемило сердце, сжалось, нашла какая-то неведомая туча и все померкло вокруг в предчувствии беды. Но он отогнал это ощущение,
– уже умел.
Первым делом он направился в бывшую лавку грека, - того нет, но может племянник напоит кофием и это как-то сгладит грусть.
Лавка была закрыта и унылый краснорожий племянник подметал плитчатый тротуар перед ней. Видимо узнав Митю, племянник поднес руку к старой полисменской фуражке без эмблем, Митя ответил молчаливым поклоном и вдруг почувствовал свою загадочность, раздвоенность и, появившуюся внезапно, рысью настороженную повадку.
Ветровку он скинул и повесил на плечо - жарить стало заметно.
В заднем кармане джинсов ощутил какую-то тяжесть...
– оказалось, нож-наваха. Когда он засунул сюда нож?.. Не упомнить.
Однако присутствие навахи возбудило его и взбодрило.
Еще вкрадчивее стала его походка, бледнело и юнело лицо с высокими скулами и раскосыми глазами, трепетали тонкие ноздри, будто предвосхищали добычу. А улицы вели его и кружили, и он отдался их хитросплетениям и тайным замыслам.
Дома становились старее, беднее, вот промелькнуло варьете, где когда-то, - тысячелетие назад!
– выступала стриптизерка Анна Шимон...
Дальше пошло незнакомое. Митя шел, не торопясь, - у него была уйма времени до встречи с "птицей"
А Нэля подождет, - он вполне может взять ее шубы завтра.
Из подъезда, зазвенев стекляннометаллической дверью, вышла девочка лет пятнадцати. Та девочка из театра абсурдистов!
– ка
кой должна быть его дочь, которую он назовет - вопреки всем недовольным родственным шорохам - Джоан, или на русский манер,- Джанной.
Прошло много лет, а девочка находилась все в том же возрасте
– но это не удивило Митю, - девочка была та самая! Та же курчавая, будто резиновая толстая косичка на спине, то же белое крахмальное платье, шелестящее о смуглые тоненькие ножки.
Она бесстрашно и открыто посмотрела на Митю круглыми черными глазами со стрельчатыми ресницами. На мочках ее ушей топорщились и цвели крахмальные хризантемы, а белые туфли как пленка обливали узкие ступни. Очаровательная крахмальная девочка-цветок с пружинистой косой на прямой узкой спинке. Митина дочь. Джоан.
Митя пошел за ней, непроизвольно улыбаясь, а она изредка оборачивалась и строила
Девочка неожиданно исчезла за углом.
Митя пропустил этот момент.
Он помчался за угол, но там никого не было. Ему стало невыносимо грустно и он поклялся себе, что найдет эту девочку и спросит, как ее зовут. Это имя и станет именем его дочки, решил он.
Эта улица оказалась тупиком. В конце его Митя увидел вывеску
– "БАР" - и ступеньки, ведущие в подвал. Сюда она и зашла!
Митя незамедлительно спустился по битым ступеням и очутился в подвальном кафе, чистом, пустом и обычном, даже обыденном, и
ничуть не загадочном.
За стойкой бара появился высокий худой человек, похожий скорее на пастора, чем на владельца увеселительного заведения.
– Что будет угодно, сэр?
– Спросил бармен постно.
Митя заказал яичницу с беконом, - он уже проголодался, шастая по улицам, и портвейна. Хозяин принес все и вблизи совсем не казался таинственным переодевахой, а просто был, видно, унылым неудачником.
Митя поел, выпил портвейна и почувствовал себя великолепно. Он снова подозвал хозяина, заказал еще портвейна и спросил,
не его ли дочка прелестная юная чернушка, забежавшая сюда? Хозяин помрачнел и отрицательно покачал головой: у него нет
детей и никто сюда не заходил, кроме господина. И ушел во внутренние помещения, а а смену ему вышел здоровый амбал с мрачной рожей и направился к Мите.
Это становилось интересным!
Амбал сказал довольно дружелюбно: сэр, кафе закрыто. Вам надо уходить.
... Та-ак! Они хотят спрятать от Мити девочку с черной косичкой!
Не выйдет, господа! И Митя плотнее и вальяжнее расселся на стуле.
Тогда амбал вынул из кармана ручищу с намотанной на пальцы и запястье цепью, - что могло являться и украшением и оружием.
Митя схватился за задний карман.
Сердце у него билось в горле и восторг заполнил все клетки и клеточки его органона.
Парень заметил его движение и, близко продвинувшись к Мите, почти навис над ним.
Митя совершенно трезво подумал, что, пожалуй, завтра или сегодня его хватятся дома и в миссии. Станут разыскивать и никто, ничего, никогда, - не узнает. А сам Митя будет лежать где-нибудь в черном блестящем мешке, - на дне ли Гудзона, в куче ли свезенного на свалку мусора...
Но, как ни странно, это еще больше восхитило его уже пьяноватую и потому лихую и безответственную голову.
Но парень не собирался его убивать, он только хотел выставить этого "факин" надоеду за дверь. Он сгреб Митю за воротник и поволок к выходу, но у двери ослабил хватку и Митя, собрав все свои силы ( в основном духовные, - он не терпел поражений и оскорблений), вывернулся, птицей взмыл на ближайший столик с кри
ком - ОЛЕ!
– и почему-то закричал амбалу по-испански: дубина.