Любовник королевы

Грегори Филиппа

Эми стала думать о монахах. Должно быть, они боролись с куда более серьезными трудностями, чем у нее, сражались за свои бессмертные души. Возможно, располагавшийся здесь монастырь был женским. Эми позавидовала монахиням. Им не надо было тревожиться, вернется ли к ним муж, и думать, как жить без него.

«Но где мне до них? – тут же мысленно осадила себя Эми. – Будь я по-настоящему благочестивой, посвятила бы себя Богу, а не мечтала бы о замужестве. Эти женщины были святыми и хорошо образованными, не в пример мне. А я кто? Какая же я святая? Полуграмотная,

да и веду себя как глупая грешница. Наверное, я наскучила не только Роберту, но и самому Богу, раз Он оставил меня пребывать в этом отчаянии».

К ее глазам подступили слезы, но она не позволила себе плакать и тут же смахнула их со щеки.

– Слезами ничего не изменишь, – прошептала Эми.

Ей вдруг захотелось сходить в здешнюю церковь. Эми покинула террасу, прошла через сад и оказалась возле стены. Садовую калитку заклинило. У Эми не хватало сил ее открыть. Немного передохнув, она вновь налегла плечом на потемневшее дерево. Вдруг калитка легко открылась, но не сама собой. Ее распахнул незнакомый человек, оказавшийся по другую сторону.

– Благодарю вас, – прошептала удивленная и немного испуганная Эми.

– Леди Дадли? – спросил он.

– Да.

– А я к вам. Я привез послание от вашего мужа.

Эми вскрикнула. У нее мгновенно зарделись щеки.

– Он здесь?

– Нет. Я же сказал, послание.

Человек подал ей письмо и ждал, пока Эми вертела его в руках.

– Простите, у вас не найдется ножа? – вдруг спросила она.

– Зачем вам, леди Дадли?

– Чтобы снять печать. Я никогда не ломаю их на письмах мужа.

Из-за голенища сапога человек достал кинжальчик, острый как бритва, и предостерег:

– Только не порежьтесь.

Эми осторожно поддела лезвием блестящую восковую печать, отделила ее от плотной бумаги, сунула в карман своего платья, вернула кинжальчик владельцу, после чего развернула письмо.

Он видел, как у нее дрожат руки. Она читала очень медленно, по слогам, шевеля губами.

Затем Эми подняла глаза на незнакомца и спросила:

– Вы служите у моего мужа?

– Я вассал сэра Роберта.

– Знаете, я не слишком хорошо умею читать. – Она подала ему письмо. – Прочтите и скажите, правильно ли я поняла, что он хочет увидеться со мной завтра в полдень, но наедине? Я должна сделать так, чтобы в доме никого не было, и ждать его?

Он взял у нее письмо, быстро прочел и подтвердил:

– Да, леди Дадли. Вы все верно поняли. Завтра в полдень. Сэр Роберт просит, чтобы вы отпустили всех слуг и ждали его одна в своей комнате.

Эми вдруг подумала, что никогда раньше не видела этого человека. Такая мысль была странной – откуда же ей знать всех слуг своего мужа? – но она все-таки спросила:

– Вы недавно служите у сэра Роберта? Я вас раньше что-то не видела.

– Я принадлежу к числу самых доверенных людей вашего мужа и выполняю его особые поручения. Я как раз ехал по делам в Оксфорд, и он попросил передать вам это письмо. Ответа не нужно.

– Скажите, сэр Роберт не прислал что-нибудь из своих вещей?

Хочу убедиться, что письмо точно от него.

Человек скупо улыбнулся.

– Забыл представиться вашей светлости. Меня зовут Иоганн Уорт. Сэр Роберт, конечно же, прислал свою вещь. Думаю, она вам очень хорошо знакома.

Он вынул из кармана перстень с печаткой Дадли, миниатюрным гербом, изображавшим медведя и посох.

Лицо Эми сразу же приняло торжественное выражение. Она надела перстень мужа на безымянный палец, выше обручального кольца, и радостно улыбнулась.

– Я сделаю все так, как велит мой господин.

Испанский посол де Квадра остался в Виндзорском замке на празднование дня рождения королевы. Накануне, в пятницу вечером, в верхней части дворцового сада проводились состязания лучников. Соседом де Квадра по скамье зрителей оказался Сесил. Испанец сразу заметил, что главный советник королевы по-прежнему выглядит мрачно. Впрочем, с момента возвращения Уильяма из Шотландии никто не видел его улыбающимся. Невзирая на грядущее торжество, Сесил был в своей обычной черной одежде, без каких-либо кружев, плюмажей и украшений.

Состязания закончились. Зрители расходились, однако Уильям продолжал сидеть, словно не замечая происходящего вокруг. Де Квадра подумал, что англичанин, должно быть, желает о чем-то с ним поговорить, и тоже остался.

– Гляжу, у вас тут все готово к празднованию дня рождения ее величества, – начал разговор де Квадра. – Сэр Роберт клянется, что это будет необычайно весело.

– Для нее, но отнюдь не для меня, – забыв всякую дипломатию, ответил Сесил.

В другое время он поостерегся бы говорить подобные вещи, но выпитое вино сделало его язык свободнее, чем обычно.

– Почему? – осторожно спросил испанец.

– Могу сказать. Я больше не в силах терпеть происходящее, – с плохо скрываемой злостью ответил Сесил. – Все, что я пытаюсь делать, все, что говорю, должно быть одобрено этим щенком.

– Вы имеете в виду сэра Роберта Дадли?

– С меня довольно, – продолжал Сесил, не отвечая на вопрос. – Однажды я уже покидал ее службу. Тогда королева не пожелала слушать моих советов насчет Шотландии. Я готов сделать это снова. У меня прекрасный дом, замечательная жена, очаровательные дети. Но я бываю с ними лишь наездами, выкраиваю время, чтобы навестить семью. День и ночь на службе королевы. А вместо благодарности – упреки. Я, видите ли, должен согласовывать с сэром Робертом то, что никак не касается его шталмейстерского ума!

– Вы, наверное, шутите, – сказал испанец. – Неужели вы покинете службу у королевы?

– Умный капитан, завидев на небе признаки бури, стремится увести свой корабль в ближайшую гавань. В тот день, когда Дадли воссядет на троне, я уеду из Лондона к себе в Бургли и больше сюда не вернусь. Буду выращивать цветы и наслаждаться спокойной жизнью. Если, конечно, Дадли до этого не прикажет меня арестовать и бросить в Тауэр.

Испанский посол поежился. Он впервые общался с главным советником Елизаветы, настроенным столь мрачно.