Любовник на двоих
Шрифт:
Наконец она стрелою вытянула ноги, подтянулась и выпрямилась, медленно раздвинула кольца и прогнулась назад. Только теперь она заметила мое присутствие. И сразу же соскочила на землю. Лицо ее раскраснелось, грудь часто приподнималась.
— Браво, прекрасно работаете! — сказал я. Она хотела заговорить, но все еще не могла отдышаться.
— Вы делаете это каждое утро? Она кивнула головой:
— Да, ничего другого не остается, чтобы поддерживать себя в форме.
Я
— А вы и встаете так рано каждое утро, чтобы позаниматься?
— Да… Из-за сестры. Не хочу, чтобы она это видела. Дурак, я спросил, почему.
— О, да, конечно! — сразу же поправился я, поняв, как могло это зрелище расстроить калеку.
Ей нужно было идти переодеваться, а мне так не хотелось расставаться — я не мог оторвать от нее глаз!
— Скажите, Элен, я могу задать вам один нескромный вопрос?
— Давайте…
— Сколько вам лет?
Она вытерла рукою пот со лба:
— Тридцать два…
— Мой вопрос не обидел вас?
— Совсем нет.
— Тогда позвольте задать вам второй? Она улыбнулась:
— Почему бы и нет!
— В общем-то, Элен, в тридцать два года незамужняя девица — простите, старая дева… Не вы, конечно! Но куда это все ведет?
Я тотчас понял, что зашел слишком далеко. Она побледнела. Даже взгляд как-то нехорошо засветился.
— Я веду здоровый, размеренный образ жизни, — сказала она. — Делаю разные упражнения, вы сами видите…
Тут я увидел, что она совсем растерялась, и мне захотелось обнять ее.
— Простите меня… Совсем идиот… Вы более чем красивы, Элен, вы прекрасны! А она рассердилась:
— Терпеть не могу, когда мне делают комплименты. Не в моем они вкусе.
И она убежала, а я, пристыженный, остался стоять на месте. Тут я услышал взрыв смеха и увидел в окне на втором этаже лицо Евы. Она была свидетелем всей этой сцены. Я помахал ей рукой. Вместо того, чтобы ответить, она отошла от окна.
В глубине холла был пристроен своеобразный лифт для поднятия коляски Евы на второй этаж. Впрочем, устройство это было больше похоже на грузоподъемник: вместо двери в нем был ремень безопасности, как в старых трамваях.
В тот момент, когда я проходил в холл, Ева приземлялась. Жалея ее всей душой, я все же не мог восхититься легкостью и элегантностью ее движений. Она маневрировала коляской так же свободно и непринужденно, как мы ходим. Чувствовалось, что эта коляска стала ее прямым продолжением.
В это утро на ней была шотландская сорочка,
Я приблизился к ней, стараясь улыбаться:
— Хорошо выспались, Ева? Она усмехнулась:
— Вы шутите, я полагаю? Вот уже несколько лет я сплю плохо.
— В вашем возрасте!
— Мой возраст тут ни при чем, вы все должны понимать…
— Вы ночью сочиняете?
— Да.
— Так вот почему ваши поэмы такие.., черные? Нет ничего хуже горизонтальных идей.
Она рассматривала меня в упор. Сейчас она была еще светлее, чем вчера.
— Я хотела бы, чтобы у меня были.., вертикальные идеи, Виктор. К сожалению, это невозможно. Что мог сказать я ей в утешение?
— Вы не спрашиваете у меня о моем возрасте, — почти прошептала она. Я покраснел.
— Ваш возраст виден по вашему личику: двадцать.
— Угадали. А вам сколько?
— Столько же — двадцать восемь.
Она рассматривала меня с восхитительным бесстыдством, дошла до того, что объехала вокруг меня на своей коляске.
— А вы красивы, — сказала она мне наконец, пародируя мое недавнее обращение к Элен:
— Вы почти красивы.
— Вы что, — разозлился я, — предложили мне остаться здесь, чтобы смеяться над моей внешностью?
— Ну что вы! Скорее, чтобы рассматривать вас. А то я уже начала спрашивать у себя, существуют ли на свете мужчины.
Появилась Амелия. Она терпеть меня не могла, и ее глазки-пуговки выдавали ее отношение ко мне.
— Завтрак подан.
Я шел рядом с коляской Евы до гостиной. Элен уже ждала нас там. Теперь на ней были крестьянская юбка и белая блузка. Она прямо на глазах молодела.
Выпив чашку крепкого кофе, я отодвинул свой стул от стола.
— Теперь уже решено твердо: я вас покидаю. Сестры одновременно напряглись, с одним и тем же выражением ошеломленности на лице.
— Вот, опять начинается, — вздохнула Ева. Я встал и начал нервно ходить по комнате.
— Нет смысла подчеркивать нелепость моего пребывания здесь, — продолжил я. — У меня характер не помойного кота, и я никогда не позволю, чтобы надо мной зубоскалили женщины.
— Вы употребляете слова, которые портят все, — прошептала Элен.
— Я употребляю те слова, которые подходят к данной ситуации — вот и все! Боже, ну подумайте хоть немного! Вот я у вас, ем за вашим столом, сплю на вашей кровати, не имея ни гроша в кармане и ни малейшей идеи в голове, как мне хоть бы этот самый грош раздобыть… Вы считаете, это нормально?