Любовник на все времена
Шрифт:
Она подняла лицо и тут же утонула в его синих, бездонных глазах.
— Вы думали, я вас обманываю. Вы полагали, что все мужчины — обманщики и подлецы, у них нет ни капли порядочности. Но это далеко не так. Если я дал слово, то мне можно доверять. Поверьте, я хочу облегчить вашу ношу, а не взваливать лишнюю.
У Дианы сладко заныло сердце, все-таки как приятно сознавать себя слабой женщиной, находящейся под надежной защитой. Но она сразу мысленно одернула себя. Впрочем, Генри тут ни при чем. Ее отец, любивший и оберегавший ее, одним ударом разрушил тот счастливый мир, в котором она жила. Теперь она боялась доверить свое счастье другому человеку, какое бы впечатление
— Я не принадлежу вам. — Она замотала головой.
— Нет, принадлежите. Во всяком случае, на то время, пока я ухаживаю за вами. — Взгляд Генри стал серьезным, но в уголках его глаз пряталась усмешка. — Когда я рядом с вами, мне бы хотелось, чтобы на это время вы забывали обо всех своих неприятностях и отдавались бы целиком и полностью удовольствиям. Каждый из нас ищет свою выгоду в той игре, которую мы затеяли, но и о развлечениях не стоит забывать. Что касается вас, уважаемая мисс Мерриуэзер, то вам просто необходимо отвлечься от ваших мрачных мыслей, так что начинаем веселиться. Вам повезло, я умею веселиться и развлекать.
Он сдержал слово.
Вместе они исходили и объездили Лондон, словно сельские провинциалы, впервые попавшие в столицу. В Британском музее они восхищались египетской мумией, в Сомерсет-Хаусе на выставке картин Королевской академии искусств спорили о достоинствах и недостатках того или иного полотна. Генри вместе с его младшим братом и племянником удалось затащить ее в естественно-научный музей. Смотреть на коллекции высушенных насекомых и муляжи исчезнувших животных было малоприятным занятием, и Диана больше наслаждалась той радостью и восхищением мальчиков, которые едва не прыгали от восторга.
Когда они ходили вдоль самых богатых лондонских улиц, Генри заводил ее в самые лучшие, самые модные магазины, а прогулки верхом они совершали в тот самый час, когда светское общество выезжало прокатиться в парке по свежему воздуху. Он приглашал ее в «Ковент-Гарден», где его брат снял ложу на весь сезон, они ездили в Воксхолл, причем в обществе сестер Генри и их мужей, где провели замечательный вечер. Более того, Генри сделал пожертвование в фонд кружка Олмак, куда входили избранные великосветские дамы, — и Диана получила право посещать еженедельные балы по средам и танцевать с Генри под пристальными и хмурыми взглядами дам-патронесс.
Генри пригласил ее в дом своих родителей на званый обед, который, к радости Дианы, прошел удивительно весело и непринужденно. В ответ Диана пригласила Генри на обед к себе домой, и хотя обед в обществе семейства Лэнсдаун трудно было назвать веселым, Генри выглядел весьма довольным. Как подозревала Диана, его удовольствие было вызвано искусством дедушкиного французского шеф-повара.
Своей обходительностью Генри покорил сердце бабушки. А дедушка Дианы заметил, что Генри весь в своего деда, который был замечательным человеком. В устах старого лорда это являлось настоящей похвалой, так как почтенный старец давно уже никого не хвалил. Одна лишь мать Дианы держалась с Генри холодно, поскольку ей была известна подлинная подоплека его ухаживания.
Леди Линнет нравился сэр Сэмюель, без преувеличения он стал ее любимчиком. Разумеется, он тоже присутствовал на том званом обеде. Баронет регулярно встречался с Дианой, гулял с ней, а также танцевал на балах. Диана предполагала, что в конце сезона сэр Сэмюель сделает ей предложение. Про себя она твердо решила: если он попросит ее руки, она даст согласие. Он нравился ей главным образом из-за ощущений надежности и безопасности, олицетворяемых им.
Рядом же с Генри она никогда
Но не всегда.
Когда он нарушал приличия, находясь с ней наедине, разумеется, не переходя известных границ, Диана забывала обо всем, в том числе и о своей нравственности, ради удовольствия побыть в его объятиях. Видя его ловкость и обходительность, она не сомневалась в его богатом жизненном опыте в подобных делах. Он соблазнял ее красиво — легко и непринужденно. После окончания танца они, смешавшись с другими парами, быстро исчезали из бальной залы и прятались в каком-нибудь укромном месте — на террасе, за мраморной колонной или за широкими листьями пальмы в большой кадке.
А потом наступала очередь поспешно сорванных поцелуев. В сочетании с его запахом, со вкусом его губ они вызывали внутри Дианы бурю переживаний. Эти поцелуи преследовали ее, волновали воображение, мешая спать по ночам.
Особенно тревожили ее воспоминания о поцелуях в укромных уголках, небольших комнатках, пустых альковах. Это был не человек, а дьявол, потому что только дьявол мог с такой легкостью находить подобные уединенные места. К примеру, такое место, как кладовая для белья.
— Генри, куда ты меня тащишь? — рассмеялась она, когда он, схватив ее за руку, увлек в кладовку.
Как только за ними закрылась дверь, и они очутились в полной темноте, он принялся целовать ее. Все страхи куда-то ушли, Диана раскрыла свои губы, как только ею овладела вспышка ничем не сдерживаемой страсти. Генри крепко обнял ее обеими руками, словно боясь, что она может отстраниться от него. Но в такой крошечной кладовке негде было укрыться. Она и не хотела от него ускользать, более того, подобная близость лишь радовала ее.
Диана нежно провела рукой по его щеке и горячо ответила на поцелуй. Стон, вырвавшийся из его груди, показал ей, что они оба в равной мере разделяют наслаждение. Диана чувствовала, как желание овладевает им, и тогда она игриво прикусила ему верхнюю губу.
Генри замер, потом тихо простонал и в ответ нежно обхватил ее нижнюю губу, своего рода возмездие. Он жадно пил ее дыхание, ее аромат, понемногу чувствуя, как теряет над собой контроль. Не думая ни о чем, он завел обе ее руки назад и ловко сжал их своей одной громадной ручищей. Теперь она оказалась целиком в его власти. Диана удивленно раскрыла глаза, но понять, что он намерен дальше делать в кромешной тьме, окружавшей их, было невозможно.
Она принадлежала ему.
Диана едва не задохнулась от острого и глубокого наслаждения, когда он свободной рукой принялся гладить ее грудь. Каждый раз, когда его ладонь ласково сжимала ей грудь, она едва не задыхалась от непонятного восторга. Ее груди отяжелели, поднялись, упершись сосками о стягивающий корсет. Сладострастный стон вырвался из ее горла, она невольно плотнее прижалась к нему, слегка потерлась о его тело, словно умоляя продолжить начатое.