Любовник на все времена
Шрифт:
Генри не надо было ни о чем просить, тем более умолять. Он ласкал ее грудь, и Диана погружалась в сладостное состояние. Затем пальцы Генри скользнули под корсет и принялись поглаживать сосок на груди круговыми движениями.
Сладостное томление сменилось всплеском наслаждения, Диана громко застонала, но Генри ловко закрыл ее рот страстным поцелуем. Он прижал ее всем своим телом к стене, продолжая ласкать ее груди. Внутри Дианы росло неутолимое желание, оно накатывало волнами, и особенно сильно этот прилив ощущался между бедрами. Ей хотелось чего-то большего,
Диана была девственницей, тем не менее она располагала кое-какими знаниями в плотских утехах. Во-первых, она воспитывалась в провинции, где разводили лошадей, а во-вторых, ее дедушка коллекционировал античные статуи, которые располагались в том числе и в столовой. Во время обеда и ужина Диане волей-неволей приходилось взирать на обнаженные торсы греческих богов. Однако между холодным мрамором и горячим телом Генри Уэстона была огромная разница. То, что упиралось в низ ее живота, наводило на соответствующие размышления, и при мысли об этом ее бедра, словно соглашаясь с ее мыслями, дернулись вперед и задрожали.
— Ты сводишь меня с ума, — прошептал он ей на ухо.
Окружавшая ее темнота только обостряла чувства Дианы. Она упивалась страстными нотками в его голосе, причем охрипшее тяжелое дыхание обоих звучало почти в унисон, что тоже пьянило и кружило голову. Сердце гулко и быстро колотилось в ее груди. Ее губы ощущали сладкий вкус съеденных им пирожных и еле уловимый аромат бренди, но главное это был его запах, мужской запах, запах Генри Уэстона. Каждый раз, когда они оставались наедине и так же близко, запах, окружавший Генри, сгущался, словно воздух в преддверии бури.
Буря все приближалась. Предчувствие не могло обмануть Диану: вскоре у нее не будет сил противиться.
Дыхание Дианы становилось все более глубоким и прерывистым, голова кружилась все сильнее под непрерывными ласками Генри.
«Ваза разлетелась на кучу синих и белых осколков. Один из них очутился возле ног спрятавшейся Дианы, и она еще ближе подтянула колени к груди.
— Томас, эта ваза свадебный подарок принца Уэльского!
— Да, она разбита точно так же, как моя вера, как наш брак…»
— Нет, — прошептала Диана и, упершись руками в грудь Генри, оттолкнула его.
— Что случилось? — В его голосе слышалось недоумение и разочарование.
— Я не могу. — Она запнулась, проглотила застрявший в горле комок. — Надо идти, меня, наверное, уже хватились.
— Конечно, разве можно заставлять ждать сэра Скуку, — буркнул Генри.
— Не надо так называть сэра Сэмюеля при мне.
— Сэр Стикли — это олицетворение скуки и косности, возьмите хотя бы его суждения о лошадях, сплошная безвкусица и банальность.
Тут Генри прав, с ним нельзя не согласиться. Диана с тоской вспомнила, как сэр Сэмюель с гордостью показывал ей недавно купленную пару серого цвета лошадей для выезда. Блеклый цвет, посредственные лошадки, не очень даже подходящие для пары — для человека со вкусом
— Мне не важно, хорошо или плохо он разбирается в лошадях. Еще неизвестно, выйду я за него замуж или нет, но пока он самый достойный претендент на мою руку. А то, чем мы с вами только что занимались, вряд ли поможет осуществлению как ваших, так и моих планов. Как бы нам не остаться у разбитого корыта. Конечно, сэр Сэмюель далеко не идеал, тем не менее это… — Она взмахнула руками, пытаясь найти убедительный довод.
— Наши планы важнее и ценнее глупых поцелуев. А ведь все могло бы погибнуть, если бы кто-то увидел, чем мы тут с вами занимаемся.
Диана осторожно выбралась наружу. К счастью, в коридоре никого не оказалось. Она быстро оглядела свой наряд, расправила складки на платье, вроде все в порядке. Внешне, да, все было в порядке, в отличие от того, что творилось в душе. А там бушевал вихрь чувств, которые никак нельзя было назвать пристойными. Диана потрогала ладонями пылающие щеки, пригладила волосы и принялась энергично обмахиваться веером, чтобы побыстрее прийти в себя и уничтожить следы возбуждения.
Вернувшись в бальный зал, она как ни в чем не бывало принялась кокетничать и болтать, хотя в то же самое время мысленно то и дело возвращалась в темную, полную страстей кладовку, к человеку, который, шутя, мог поколебать ее хваленое самообладание. Рядом с ним она всегда терялась. Понять, как это ему удается, она не могла. Но сегодня он заставил ее не только забыться, но и вспомнить свое прошлое. Еще одна причина держаться как можно ближе к сэру Сэмюелю и как можно дальше от Генри Уэстона.
Генри стоял в темноте — мрачный, злой и недовольный собой. Опять потерять над собой контроль. С той самой ночи в саду он неустанно напоминал себе, что надо вести себя благоразумнее, а сегодня позволил себе забыться. Какая неосторожность! Но сегодня он действовал в своем амплуа, смело, нагло, дерзко. Диана вовремя опомнилась, и слава богу, а то неизвестно, чем бы все это закончилось.
Чувство вины тяжко опустилось на его плечи, непривычно, тревожно и мучительно. Что бы там ни говорили, он не соблазнял невинных девушек, более того, Диана была внучкой герцога, черт побери, а он — джентльменом. А джентльмен не станет набрасываться на благовоспитанную юную леди, ласкать ее груди, какими бы восхитительными они ни казались. Тут Генри зажмурился, опять ощутив волнующую упругую тяжесть в своей руке.
Усилием воли он прогнал наваждение. Однако возбуждение не проходило. Он хотел ее, и всего лишь оттого, что трогал ее груди. Он представил их обнаженными и едва не задохнулся от вожделения, от того, что ему захотелось делать дальше.
Боже, он провел дрожащей рукой по лицу. Не стоит ли ему на время уехать из города и остановиться в какой-нибудь деревушке, в таверне подцепить местную проститутку и переспать с ней, чтобы удовлетворить похоть. Все будет шито-крыто, Диана ни о чем не узнает. Совесть мучила его, но лучше признать свое поражение, чем испытывать такие муки.