Любовник на все времена

Линдсей Сара

Однако стоило Генри заглянуть в обрамленные густыми ресницами синие глаза малышки, точно такие же, как у него самого, как он шел на любые жертвы.

— Всякий раз, когда я ее вижу, она становится все красивее и красивее.

— Она прелесть, не правда ли? — внес свою долю восхищения отец.

— Просто идеал, — отозвался Генри.

Изабелла рассмеялась:

— Но только не посреди ночи, когда от ее крика просыпается весь дом. В один прекрасный день и ты с этим столкнешься.

Генри поморщился:

— Это все в будущем.

— Хотелось бы верить, а то мама ждет не дождется этого дня.

— Мама! — радостно крикнула

Брида, оторвав одну из блестящих пуговиц на жилете Генри.

— Милая моя. — Изабелла подавила улыбку. — Джеймс, ты бы…

Но не успела она закончить свою мысль, как Джеймс вскочил с кресла, подхватил малышку с рук Генри и передал ее жене. Пока Изабелла держала брыкавшуюся Брайду, Джеймс осторожно разжал ее кулачок и отнял пуговицу. Брайде явно не понравилось, что у нее силой отнимают законную добычу, и она тут же заявила протест во всю мощь своих легких.

Джеймс со вздохом протянул на ладони пуговицу:

— Расплата за визит.

Генри схватил пуговицу и рассмеялся:

— Хорошая цена, но не буду больше злоупотреблять вашим гостеприимством.

Ласково обняв Изабеллу и поцеловав малышку в макушку, он начал прощаться:

— У меня есть кое-какие дела в Сюррее. Это займет несколько дней, так что до бала, устраиваемого мамой на следующей неделе, мы вряд ли увидимся.

Изабелла пожелала ему удачного пути, а Джеймс проводил до выхода. Перед уходом Генри вопросительно посмотрел на друга.

— Ты веришь, что моя мечта осуществима? Что я сумею открыть конезавод?

— О чем речь, конечно, я в тебя верю. — Джеймс хлопнул приятеля по плечу. — При условии, что ты сумеешь преодолеть все трудности, а их, как я предвижу, будет немало.

Генри скривился отчасти из-за боли в ушибленной ноге, но главным образом из-за того, что ясно понимал, насколько прав Джеймс. Затея казалась весьма дорогостоящим предприятием, его собственных денег на нее явно не хватало.

— Я предполагаю, что ты не откажешь мне в займе?

— И тем самым все, или почти все, сделаю за тебя? — усмехнулся Джеймс и покачал головой. — Ни в коем случае, дружище. Сам придумал, сам и выкручивайся.

Глава 3

«Разве я не просила тебя вернуть мне мои письма прошлого сезона? Так хочется облегчить себе такой незатейливый труд, как написание писем. Проще всего было бы вычеркнуть прежние имена и вместо них вписать новые, а потом тут же отослать исправленные письма тебе обратно. Ах да, еще пришлось бы изменить старую дату на новую, а больше там нечего менять. Сплетни тебя интересуют не больше, чем меня, так что мой маленький мирок и в этом сезоне останется, по-видимому, точно таким же, каким был в прошлом году, и в позапрошлом, и в позапозапрошлом…»

Из письма Дианы Мерриуэзер к брату Александру Мерриуэзеру.

— Диана, улыбнись, прошу тебя.

Мисс Диана Мерриуэзер не подав вида, что услышала тихое наставление матери, изобразила, по ее мнению, то, что должно было выражать улыбку. Из своего личного опыта она прекрасно знала: если слишком много улыбаться на балу, то по приезде домой натруженные щеки будут неприятно ныть во время ужина.

— Вот так намного лучше, — похвалила леди Линнет, изящно помахивая веером перед своим лицом и прикрывая им их беседу от посторонних глаз. Диане захотелось вырвать веер из рук матери, чтобы использовать

его с большей пользой. Человек двести, если не больше, набилось в зале, в котором с удобством могла расположиться только половина от этого числа. А хуже всего было то, что пожилые матроны, смертельно боявшиеся сквозняков, тем самым лишили все остальное общество возможности вдохнуть хоть сколько-нибудь свежего воздуха.

Куда бы ни направлялись эти гранд-дамы, за ними следовала их свита — компаньонки, юные дебютантки, печальные девушки, оставшиеся без кавалеров во время танцев, молодые особы, которые очень скоро должны были перейти в разряд старых дев. На протяжении ряда лет Диана постепенно переходила из одного разряда в другой. Она еще не была до конца уверена, окончательно ли она перешла из категории желтофиолей, то есть девушек, остающихся без кавалеров на танцах, в разряд старых дев. Хотя любую девушку, проводящую безрезультатно седьмой сезон, без всякого сомнения, уже отнесли бы к старым девам.

— У тебя такая очаровательная улыбка, дорогая, — похвалила мать и ласково похлопала ее по плечу. — Жаль только, что ты улыбаешься так редко.

Диана равнодушно кивнула и повернула голову к дверям в соседнюю комнату, откуда слышались звуки музыки: это музыканты настраивали инструменты. Ливрейные лакеи, бесшумно и ловко двигаясь среди гостей, разносили на серебряных подносах охлажденное шампанское. Диана взяла бокал, проникающий от стекла холод приятно освежал руку.

В бальной зале было жарко и душно. Диана предвидела это неудобство, как и многие другие. Но никто из счастливцев, получивших приглашение на бал, еще не выжил из ума, чтобы добровольно отказаться от его посещения. Лорд и леди Уэстон, весьма известные особы, слегка ушли в тень, выдвинув на передний план трех своих родственников, о которых в последнее время больше всего говорили в свете. Эта троица как раз продвигалась через весь зал, направляясь к хозяевам торжества.

Первым шел граф Данстон, женатый на старшей дочери Уэстонов. В данный момент он был необычайно популярен в свете, так как газеты раструбили о нем последние новости: будто он тайком поступил на службу в военно-морской флот и был ранен в сражении. Ходили слухи, что сам Нельсон отдал должное мужеству и патриотизму графа Данстона. Его жена считалась одной из самых красивых женщин высшего света. Диане хотелось презирать ее, но это ей плохо удавалось, поскольку всякий раз, когда они встречались, Изабелла вела себя очень любезно и дружелюбно. Сегодня она вся буквально сияла от радости и счастья, стоя между своим замечательным мужем и младшей сестрой Оливией.

Второй чествуемой на балу персоной был муж этой самой Оливии, маркиз Шелдон. Рано овдовев, он вел замкнутый образ жизни до тех пор, пока не познакомился с Оливией, а год назад они обвенчались. Романтическая история их любви очаровала высшее лондонское общество. Наблюдая за лордом Шелдоном, не сводившего влюбленных глаз со своей миниатюрной жены, Диана не могла не признать, что эти двое тоже очень счастливы в браке.

Неподалеку от своих счастливых сестер стоял их брат — третий джентльмен, также пользовавшийся общественным вниманием. Единственный из троих мужчин он не был женат. Именно он больше всего волновал воображение Дианы. При взгляде на него ее сердце начинало биться тревожно и взволнованно, как бьется сердце молодой кобылки во время финального забега на ипподроме в Дерби.