Любовник змеи
Шрифт:
Подходили студенты. Смотрели на меня кто исподлобья – а кто широко распахнутыми глазами. Брали у меня листок.
«Классовую войну» взяла у меня сама блистательная рыжая лисичка Алиса – по которой вздыхало полфакультета. Посмотрела на меня – хлопая раскрашенными тушью ресницами.
Спросила:
– А, это ты?.. В комми заделался?.. Или в анархи?..
Я уже собирался сворачиваться – когда передо мною выросли четыре фигуры. Два бугая-охранничка с проходной нашего факультета. Кудрявый, как барашек, замдекана Колосс – известный своей приверженностью
Четверка глядела на меня со злобой и сумрачностью косматых гоблинов.
Прежде чем я покрылся гусиной кожей от страха – «гоблины», чуть не разбрызгивая слюну, схватили меня и потащили.
– Попался, Томас Мор хренов!..
Прогуливающиеся горожане со смешками смотрели нам вслед – довольные неожиданным зрелищем.
Я обмяк у «гоблинов» на руках.
Вражины волокли меня, как полупустой мешок.
Я аж закрыл глаза. В голове пронеслось: недолго прыгала саранча… Мне не дали безнаказанно транслировать во Вселенную учение революционера Михайло Букунина. Привилегированный класс – в лице университетской бюрократии – оскалил зубы. Очевидно: верхушка топчет не только костер – но и крохотную искорку протеста.
Я всего лишь покрыл стену надписями – которые сразу закрасили. Распространил листок – который вряд ли кто-то от корки до корки прочтет. И вот меня уже схватили, как преступника. А кудрявый носатый Колосс – швыряет молнии влажными глазищами и шепчет грязные ругательства в мой адрес.
Меня дотащили до кабинета декана.
Бугаи-охранники остались снаружи. А Колосс и хлюст-в-клетчатом-пиджаке втиснулись со мной в кабинет.
Бровастый декан восседал в кресле-троне с величественностью Сталина или фараона Хеопса. Смерил меня тяжелым взглядом:
– Ну и что нам с тобой делать, господин революционер?..
– Гнать эту крамолу из университета!.. – тонко взвизгнул Колосс. Как будто в пятку «барашку» вонзилась колючка. – Не хватало только, чтобы этот мерзавец заразил кого-то своими красными бреднями!.. Прощай тогда, добрая слава нашего ВУЗа!.. Как известно: рыба гниет с хвоста!..
– С головы, – машинально поправил я. – Рыба гниет с головы.
– Ах, ты еще и издеваешься?!.. – подпрыгнул Колосс.
Мне показалось: сейчас он меня ударит.
Декан чмокнул губами:
– Да, молодой человек… Нам придется тебя отчислить… Но это не все… Как ответственные взрослые люди, мы должны позаботиться о твоем благополучии…
– Бла-го-по-лу-чи-и?.. – выдохнул я, по-настоящему испугавшись.
Когда сиятельные бюрократические мужи вздумали заняться твоим «благополучием» – жди беды.
Декан поднял трубку телефона и набрал номер:
– Он у нас. Можете приезжать.
Пятнадцать минут прошло в ожидании.
Хлюст-в-пиджаке стоял с каменным лицом. Багровый Колосс истерично рассуждал о том, какой вред моя «Классовая война» наносит государственным устоям и общечеловеческим ценностям демократического либерализма. Декан – как и надлежит главной шишке – сидел надутый и важный. Сверлил меня
– Ну-ка. Где тут наш клиент?..
В кабинет колобком вкатился маленький лысый докторишка в белом халате, с бейджиком «врач-психиатр высшей категории».
За Айболитом в кабинет ступили два здоровенных – как быки – санитара в синей униформе.
– А, это вы, юноша?.. – коротышка-доктор посмотрел на меня снизу вверх и расплылся в лисьей улыбочке. – Значит – раздуваем мировой революционный пожар-с?.. Ну да не наматывайте соплю на кулачок: месяц-другой – и мы приведем вас в чувство.
«Месяц?.. Два месяца?.. В психушке?..» – с ужасом подумал я, так что волосы у меня на голове зашевелились.
А Айболит закончил:
– Не волнуйтесь, приятель: мы позвоним вашему уважаемому дядюшке – и объясним, что вам необходимо лечиться. Берите клиента, ребята.
Дэвы-санитары опустили на меня широченные – как совковые лопаты – ручищи…
…На авто с красным крестом меня увезли в психиатричку.
В приемном отделении у меня отняли ключи, рюкзак и мобильный телефон. Сорвали с меня всю одежду – взамен выдав какую-то лоскутную пижаму.
Полтора месяца я валялся на скрипучей железной койке в палате отделения психиатрической больницы. Время тянулось, как в каком-то сюрреалистическом сне. Я плохо соображал от препаратов, которые мне кололи. У меня дрожали руки (во время обеда я едва не ронял ложку) и пропала эрекция.
Раз в три-четыре дня меня водили к жирному иезуиту-доктору – моему лечащему врачу. Иезуит сверкал на меня змеиными глазами сквозь стекла очков и задавал мне вопросы – точно вбивал гвозди в мой череп.
По-прежнему ли я верю в дикие построения псевдо-философа и лжепророка Михайло Букунина?.. Неужели я не понимаю, что деление общества на верхи и низы, на лучших и худших – извечно и нерушимо?.. Не раскаиваюсь ли я в учиненном мною бунте?..
Как апостол Петр, предавший Христа – я отвечал глухим голосом: не верю – понимаю – раскаиваюсь. Что я действительно понимал: нельзя обнаруживать перед жирным лечащим врачом свои подлинные мысли и чувства. Иначе меня продержат в психушке еще долго.
Вряд ли жирный врач не догадывался, что я неискренен. Но ответами моими он был доволен, как свинья желудями.
Он пускался в длинные казуистические рассуждения, призванные доказать несостоятельность теории непрерывной революции.
– Вся эта классовая борьба – такое детское агуканье!.. – давился врач кашляющим смехом.
Я сидел насупленный – и только кивал, как китайский болванчик: «Угу. Угу. Угу». А внутри меня клокотала настоящая буря. Я готов был вцепиться зубами в буйволиную шею доктора – и придушить ублюдка.
Раз в неделю ко мне приезжал дядя. Он привозил бутерброды с салом и колбасой, на которые я набрасывался, как голодный волк: больничные борщи и солянки были – на мой вкус – отвратительны.
Дядя не сказал мне ни слова упрека. А только удрученно глядел на меня – пока я с чавканьем поглощал бутерброды – и полузадумчиво-полупечально ронял: