Любовники и лжецы. Книга 1
Шрифт:
У дверей ее дома стоял человек: удивительно мужественный, просто потрясающий экземпляр, как раз в ее вкусе. Он был высок, с темными, довольно длинными волосами, над которыми явно потрудился парикмахер, с длинными ногами, узкими бедрами, в обтягивающих черных джинсах, черном свитере и черном кожаном пиджаке. Он выглядел мрачноватым и опасным, как звезда французского экрана. Он выглядел так, будто только что занимался любовью, а теперь пребывал в любовной неге, курит «Галуаз». И такой мужчина звонил в ее дверь. Кейт немедленно ускорила шаг. Оказывается, не все так плохо в этой жизни.
Запыхавшись, она приблизилась к дому. Мужчина посмотрел на нее сверху вниз. У него были изумительные дымчатые
– Вы, должно быть, Кэтрин? – спросил он. – А я друг вашего брата Джеймса.
Кейт было наплевать, кто он такой, пусть хоть заклятый враг Джеймса.
– Меня зовут Франсуа, – произнес Паскаль. – Франсуа Ледюк.
– О, конечно же… – Это имя ничего не говорило Кейт. Она одарила гостя лучезарной улыбкой. – Джеймс только и говорит, что о вас. Ах Господи, этот дождь! Заходите, заходите, сейчас мы чего-нибудь выпьем.
– Итак, Франсуа, – произнесла Кейт Макмаллен, – из напитков у меня есть водка и еще водка. Вас устроит?
Паскаль вежливо наклонил голову.
– Merveilleux, [41] – сказал он, оглядываясь вокруг. Гостиная была довольно запущенной. Повсюду стояли грязные стаканы. На диване валялись пестрые шали, на кофейном столике громоздилась кипа сценариев, в комнате пахло китайскими ароматическими палочками, а может быть, марихуаной.
Он был удивлен тем, как легко ему удалось здесь оказаться, однако Кэтрин Макмаллен и в самом деле казалась беззаботной. Она рыскала по комнате в поисках чистых стаканов. Высокая, располневшая женщина, когда-то она, видимо, была достаточно привлекательной, но, судя по всему, она уже давно перешагнула сорокалетний рубеж и продолжала стариться с неимоверной быстротой. Ее длинные и густые волосы были выкрашены хной и повязаны платком в стиле хиппи. На ее руках было слишком много браслетов, на лице – слишком много косметики. На ней было свободное платье со множеством разрезов, а поверх него – украшенное вышивкой шерстяное пальто, вышедшее из моды лет двадцать назад и заношенное почти до последней стадии. Рукой с наполовину облезшим маникюром, в которой была зажата бутылка водки, Кэтрин Макмаллен изобразила величественный жест:
41
Великолепно (фр.).
– Садитесь, садитесь. О Боже, у меня закончился тоник. Вы ничего не имеете против неразбавленной?
Паскаль заверил, что неразбавленная водка – это как раз то, что нужно.
– Благодарю вас, Кэтрин, – сказал он.
– Кейт, – проворковала она, снимая пальто, – называйте меня Кейт.
– Надеюсь, я не причинил вам неудобств?
– Господи, конечно же, нет. Наоборот. У меня сегодня был сволочной день. Я ходила на пробы, так что сейчас мне не помешает взбодриться.
– Ах да, конечно, Джеймс говорил мне, что вы актриса.
– Пробы для рекламного ролика. Глупая, напыщенная и бестолковая реклама стирального порошка. Два пирожка на кухне – вот как называют эти ролики. Да еще этот мелкий придурок из агентства: метр с кепкой, весь в прыщах, на вид лет пятнадцать и, представляете, заявляет, что я ему не нравлюсь! У меня, видите ли, не тот акцент. Акцент ему мой не понравился! – Женщина яростно воздела руки к потолку.
– Вот я ему и говорю: «Слушай, милый, я могу изобразить любой акцент, какой пожелаешь. Хочешь шотландский? Могу шотландский. Могу ирландский, могу ливерпульский, лондонский, манчестерский. Могу американский, австралийский. А если тебе очень приспичит, могу даже валлийский.
Она бухнула
«Интересно, – подумал он. – Разные акценты… Английский акцент в голосе, звонившем по телефону в СМД, американский акцент у женщины, принесшей посылки. Об этом добровольном признании Кэтрин Макмаллен надо обязательно рассказать Джини».
– Вы должны извинить меня, – сказал он с подчеркнутой вежливостью, в то время как хозяйка полезла за сигаретой, – за то, что я вторгся к вам столь бесцеремонным образом. Но дело в том, что, приехав в Лондон, я надеялся повидаться с Джеймсом и подумал, что вы можете подсказать мне, где его отыскать. Я уже обзвонил нескольких его друзей, но никто из них, похоже, не знает, куда девался Джеймс.
– Ох уж этот Джеймс… – Она посмотрела на Паскаля игривым взглядом, словно говорить на эту тему ей было смертельно скучно и она предпочла бы побеседовать о чем-нибудь другом. – Всем хочется знать, где он находится. А меня он, откровенно говоря, уже достал. Ведь клялся, что постарается вернуться к Рождеству. В это время мы всегда навещаем наших родителей-стариков – ну, сами понимаете. Так вот, этот паршивый Джеймс так и не вернулся. Вот и угадайте, кому пришлось возиться с индейкой и выводить этих чертовых собак. Торчать в декабре в Шропшире – не самое веселое занятие.
– Вы сказали, что он «клялся», значит, вы с ним недавно виделись? – спросил Паскаль, наклоняя голову, чтобы зажечь сигарету.
– Видела? Вы, наверное, шутите. Такого счастья мне не выпало. Я не видела Джеймса с лета. Он слишком занят, чтобы обременять себя моей компанией. Постоянно носится как угорелый, занят Бог знает чем. Нет, он мне всего лишь позвонил. Сказал, что собирается ехать кататься на лыжах с одним своим скучным другом-придурком. И даже тут наврал, потому что через два дня я встретила этого чертова придурка у общих знакомых в доме и он сказал, что уже несколько месяцев он о Джеймсе ничего не слышал.
– Как странно! Может быть, у него изменились планы и он поехал с другим своим приятелем?
– С другим приятелем? – Женщина подозрительно посмотрела на Паскаля. – Вы, видимо, не очень хорошо знаете Джеймса. У него практически нет друзей. По крайней мере, сейчас. Он превратился в настоящего рака-отшельника.
– Но ведь он вам позвонил? Когда это было?
– О Господи, да откуда мне знать, когда это было. Перед Рождеством – это точно, как раз накануне праздника, потому что, Когда он сообщил, что едет кататься на лыжах, я сказала ему, что он слишком хорошо устроился и линяет в самый неподходящий момент, – скорчила недовольную гримасу Кейт. – Вот тогда он и поклялся, что вернется. Сказал, что уезжает всего на несколько дней. Это, наверное, было числа девятнадцатого или двадцатого декабря, примерно так. Нет, девятнадцатого, точно! Я вспомнила, потому что как раз в тот день мой замшелый импресарио пригласил меня на обед. Я только вернулась домой, к тут Джеймс звонит…
Она умолкла, окинув Паскаля взглядом, который вселил в него некоторую тревогу. Затем женщина наклонилась, продемонстрировав гостю изрядную порцию своих прелестей, и обходительно спросила:
– Еще выпить не хотите? Ну и ладно, а я себе еще плесну.
Она встала, взяв курс к столику с напитками, и Паскаль осведомился у ее спины:
– Значит, к Рождеству он так и не объявился?
– Нет, и к Новому году тоже. Даже не позвонил. Не могу сказать, что папе это понравилось. Мамочка горько рыдала в пудинг, а мне пришлось выслушивать лекции о бессердечных и неблагодарных детях. Впрочем, я думаю, папа давно уже махнул на Джеймса рукой. Когда он служил в армии, то был еще туда-сюда, но после того, как вышел в отставку…