Любовники и лжецы
Шрифт:
– Что, черт возьми, вам нужно?
– А ты все такой же сопляк, – гнусно усмехнулся Эйб. – Как был сопляком, так сопляком и остался.
– Едва ли нам есть что сказать друг другу, – бросил Джек и, повернувшись, пошел прочь.
– Не поворачивайся ко мне спиной, парень, – предупредил Эйб.
Джек замер. Потом медленно, чтобы не подумали, будто он испугался, обернулся.
– Если хотите что-то сказать мне, говорите. Если нет, извините. У меня назначено свидание.
– О, будь уверен, мне есть что тебе сказать, – с усмешкой заявил Эйб. – Хочу дать совет.
В
– Жду с нетерпением.
Глассман рассмеялся.
– Держись своей лиги. – Он рассмеялся еще громче. – Понимаешь, что я имею в виду? Ты отребье, Форд, и всегда был отребьем. Тебе никогда не удастся попасть в высшую лигу – и ты не попадешь. Я Хозяин в этом городе, как был Хозяином в Нью-Йорке. Тебе это о чем-нибудь напоминает?
Пот лил с Джека градом.
– Теперь вам меня не достать, – сказал он, чувствуя, что падает вниз – свободное падение с нераскрывшимся парашютом.
– Ты так думаешь? Что ж, поживем – увидим, парень, – ухмыльнулся Эйб.
Часть вторая
ЛЮБОВНИКИ
Глава 20
Декабрь 1987 года
Этот сон не снился ему уже очень давно.
Точнее, лет с двадцати пяти, но в последнее время снова стал сниться и в ту ночь приснился опять. Снилось ему, что он еще мальчик. И идет домой. Он отчетливо видел свой квартал. Пустая автостоянка, наполовину заваленная мусором и отбросами и огороженная цепью, разорванной в нескольких местах и не составлявшей препятствия для прохода. Ряды обветшалых, покосившихся домишек, крытых кровельной дранкой, полуразрушенные ступеньки, облупившаяся краска, еле держащиеся на одной петле ставни на окнах. Ветхие, разобранные до остовов драндулеты, стоящие у обочины.
Его дом был на углу и ничем не отличался от других домов в этом квартале. Одна сторона крыльца покосилась и грозила рухнуть. Одно из окон с выбитыми стенами было заколочено досками. Несколько лет назад во время очередного скандала папаша что-то швырнул в стекло. Мать истерически вопила, а Джек прятался под лестницей. В другом окне стекла тоже были либо выбиты, либо треснули.
Подойдя ближе, Джек увидел стоящую на пороге мать, пышнотелую женщину в коротких шортах и лифе, со светлыми крашеными волосами, отросшими и темными у корней. Она улыбалась ему.
Джек окликнул ее, хотел показать что-то важное, что обрадовало бы ее и заставило бы гордиться им и любить его. Но дом удалялся вместе с матерью, стоящей на пороге.
Джек побежал.
Дом стал удаляться быстрее.
Он прибавил скорость. Стал звать ее.
А мать смеялась все громче.
Джек проснулся.
Весь взмокший от пота, тяжело дыша, он сел на кровати и зажег лампу. Ну и дела!
Теперь он знал точно, что звонила ему именно мать.
Тем более что убедился в этом собственными глазами: Мелоди
Почему она так долго не пыталась связаться с ним?
Что ей нужно теперь?
А что нужно каждому? Деньги. Теперь, когда Джек стал знаменитой звездой, все прямо или косвенно хотели от него денег. Каждый парень, завязав с ним приятельские отношения, хотел, чтобы Джек либо прочел его сценарий, либо дал одобрительный отзыв о фильме, либо замолвил словечко насчет получения роли. То же самое относилось к женщинам.
Имя Джека возглавляло списки приглашенных на каждое важное мероприятие. Он отказывался от большинства приглашений, кроме тех, которые его заставляла принимать Мелоди, потому что, по ее мнению, Джек должен был знакомиться с нужными людьми. Так что даже он оказался втянутым в эти игры. Хотя не выносил этого. И все это знали.
Джек взглянул на часы. Золотой «Ролекс». Стоимостью восемь тысяч долларов. Все эти годы, когда люди, которые теперь умоляют Джека почтить своим присутствием их вечеринки, почитать их сценарии или не забыть о них при распределении ролей, брезгливо смотрели на него сверху вниз и отмахивались от него, как от назойливой мухи, ему хотелось иметь «Ролекс». И еще Джек мечтал о черном «феррари». Теперь у него было и то и другое. Теперь он мог смотреть свысока на большинство – хотя и не на всех – этих болванов.
Что ей нужно?
Зачем матери понадобилось увидеться с ним?
Джек все еще не простил Мелоди ее предательства и в глубине души понимал, что никогда не простит. Он никогда не забудет тот день.
– Только не сердись на меня, – сказала неестественно напряженная Мелоди, появляясь в дверях кабинета.
– Я никогда не сержусь на тебя. Что случилось?
– Я лишь делаю то, что, по-моему, следует сделать, – сказала она чуть не плача. – Потому что люблю тебя.
Джек заподозрил что-то неладное.
– Мел… – начал он.
Мелоди выглянула за дверь.
– Входите, Джанет.
Вошла мать Джека.
Не веря своим глазам, Джек замер.
Она почти не изменилась, все те же крашеные белокурые волосы, темные у корней. Такое же, как у него, овальное лицо. Такие же зеленые глаза с длинными ресницами, только сильно подпорченные непомерным количеством теней и туши. У нее была все та же пышная фигура, обтянутая джинсами, обрисовывающими довольно стройные, несмотря на возраст, ноги. Джинсы дополнял топ, чересчур открытый. Ей, видимо, было за пятьдесят, но на фигуре возраст не сказался. Постарело лицо, но в этом был повинен и вульгарный макияж.
– Привет, Джек, – улыбнулась она.
Джек взглянул на Мелоди.
– Как ты могла?! – в ярости воскликнул он.
Мелоди попятилась.
– Я думала…
– Ты не думала! – рявкнул Джек. Он повернулся к Джанет: – Уходи! Убирайся отсюда – и из моей жизни! Выведи ее отсюда! – крикнул он Мелоди. Руки у него дрожали.
– Думаю, тебе следует поговорить с ней, – возразила Мелоди.
– Не смей отворачиваться от матери! – сердито заявила Джанет.
– Ты мне не мать. Ты дешевая проститутка.