Любовники (На Ревущей горе, у Лимонадного озера.Царство покоя.В другой стране)

Уинзор Кэтлин

«Господь Бог наградил нас по меньшей мере одним величайшим благом. Когда мы находимся в смертельной опасности, то никогда не осознаем ее полностью. Если бы было иначе, я бы просто сошел с ума. А может, это уже случилось?»

Но пока еще нет абсолютной уверенности в этом, и ему надо по возможности избегать подобных заключений. Сами мысли на эту тему настолько сильны, что их вполне хватило бы, чтобы довести его до грани безумия.

— Ну, что будем делать? — спросил он.

— Я хочу спать, — ответила пантера и посмотрела в сторону кровати. — Какая узкая, не правда

ли?

— О, это совсем неважно. Я с радостью лягу на полу, — поспешно проговорил Эрик.

— Не думаю, что это необходимо. Нам может быть вполне удобно вместе.

Что ж, делать нечего. Ему придется лечь в одну кровать с этим животным. Если она почует, что он не доверяет ей, то, весьма вероятно, не теряя зря времени, просто прикончит его. А сейчас, похоже, ей доставляет удовольствие развлечься с ним.

Бесшумным легким прыжком пантера запрыгнула на кровать и изящно вытянулась у стены. Она лежала, красивая, расслабленная и элегантная, наблюдая за ним.

Эрик расстегнул рубашку и отбросил ее в сторону, а когда обнажил грудь и плечи, то, взглянув на животное, увидел, что оно медленно облизнулось. «Не важно, — подумал он. — Я настолько сейчас устал, что меня совершенно не волнует, проснусь ли я завтра утром или нет…»

И все-таки мысль о том, что его обнаженная кожа соприкасается со шкурой этого зверя, вызвала в нем глубокое отвращение. Он не чувствовал никаких диких или неприятных запахов, исходящих от нее, но не сомневался, что ее шкуру увлажняют различные выделения, и если однажды они попадут на его кожу, то уже век не отмыть ее, даже если долго скрести мочалкой. И несмотря на то что ночь была теплой, он взял легкое шерстяное одеяло и накрылся им.

— Я всегда, когда сплю, так укутываюсь, — объяснил Эрик, без долгих разговоров выключил свет и улегся, стараясь устроиться так, чтобы не касаться телом животного. Несколько минут они лежали бок о бок и не двигались. Ни один из них не проронил ни слова.

«Что ж, — с грустью подумал Эрик, — судя по этому хвосту рядом, нет никакого сомнения, что я впервые в жизни засыпаю в такой компании». И сразу же провалился в сон. Вообще-то он не надеялся, что когда-нибудь проснется, но сейчас им овладело такое ощущение нереальности происходящего и отчужденности ото всего на свете, что, похоже, его совершенно не волновало, удастся ли остаться в живых после этой ночи.

Эрик проснулся, почувствовав, как что-то влажное и шероховатое ласкает его щеку, и сразу же осознал, что уже давно наступило утро и нестерпимо жарит солнце. Он открыл глаза шире, посмотрел прямо на пантеру, лежащую рядом и лижущую ему лицо, издал протяжный, полный отчаяния стон и отвернулся.

— Тебе не следовало бы делать этого, — устало проговорил Торстен, качая головой. Должно быть, он очень крепко спал, поскольку не мог вспомнить ничего, кроме того, что смертельно устал этой ночью.

— Делать чего?

— Не надо было позволять мне проснуться на следующий день в тревоге! Неужели ты ничего не понимаешь? Неужели не понимаешь, что у человеческого существа есть границы терпения, того, что оно может вынести… Да и как тебе понять это? Тебе

известно, как произносить человеческие слова, и только…

Легко прыгнув, животное оставило кровать и бесшумно заходило по комнате.

— Мне хочется выбраться отсюда. Тебе не нравятся джунгли, а мне — дома. Верни меня обратно.

— Вернуть тебя обратно? — в ужасе переспросил он.

— Да. Верни же меня…

— Я не могу… — начал он. Но тут же увидел, как пантера остановилась и пристально посмотрела ему в глаза.

Эрик послушно сел на кровати, потом сжал ладонями голову и несколько минут неподвижно разглядывал пол. Затем вздохнул так глубоко, что у него чуть не разорвалось сердце, встал, сунул ноги в индейские мокасины, надел рубашку и медленно застегнул ее на все пуговицы. Затем ополоснул лицо, почистил зубы и причесался, попутно изумляясь, как можно совершать такие обыденные действия, принадлежа одновременно к совершенно разным мирам.

— Пошли, — уверенно проговорил он, но у двери остановился. — Послушай, у меня идея. Может, я надену на тебя ошейник, ну, какую-нибудь веревочку. А то вряд ли кто-нибудь обрадуется, если увидит нас вместе вот так…

Пантера улыбнулась и покачала головой.

— Все беспокоишься о том, что о тебе подумают люди. А ты подойди к делу иначе: ну допустим, кто-то и увидит нас, так попытается ли остановить или хотя бы приблизиться к нам?

— Да, ты совершенно права. Никто даже и не осмелится на такое. Если, конечно, он не сумасшедший.

— И еще. Допустим, ты наденешь на меня ошейник. Но сможешь ли ты удержать меня?

— Нет, конечно. Пошли.

Они вышли из комнаты, прошли коридор, и, к великому облегчению Эрика, который все время украдкой посматривал по сторонам, никто не попался им на пути. Однако уже у гостиничного входа Эрик заметил Мефистофеля в его грязном матросском костюме, сидящего на каменной скамье. Он пристально смотрел на озеро. Эрик прошел позади скамьи, надеясь выйти на дорогу, прежде чем Мефистофель заметит их. Трое мальчишек-индейцев поливали водой из консервных банок сухую землю. Они не подали никакого знака, что заметили Эрика с пантерой, но это было вовсе не удивительно, поскольку индейцы, как правило, относятся равнодушно почти ко всему на свете.

Когда их от Мефистофеля отделяло всего несколько ярдов, Эрик вдруг услышал его голос и вздрогнул от неожиданности.

— Доктор!

Эрик с унылым видом обернулся. Пантера остановилась.

— Доброе утро, — как можно веселее поздоровался Эрик.

— Доброе утро, доктор!

Эрик ждал. Мефистофель не произнес больше ни слова. Он просто сидел на скамье и, ухмыляясь, приветственно помахивал рукой. Не подпрыгнул и не вскрикнул от изумления, даже не посмотрел на них выпученными глазами, словно не заметил ничего необычного. Эрик посмотрел на пантеру и увидел, что она очень внимательно рассматривает сидящего человека. И тут ужасная мысль пришла в голову Торстену: а что, если эти двое состоят в некоем заговоре?! Теперь такое показалось ему вполне вероятным.