Любовники (На Ревущей горе, у Лимонадного озера.Царство покоя.В другой стране)
Шрифт:
Ему вновь удалось продемонстрировать полное господство над ней. Но если в предыдущую ночь оно выражалось в ласке, нежности, а позднее — в проявлении физической силы, то сегодня ночью оно, определенно, приобрело вид хладнокровного безразличия. Да, он был совершенно другим, вел себя по отношению к ней совершенно иначе и не находил в своем поведении ничего трагического. Сейчас в нем смешивались иные мысли, он полупрезирал ее и полузабавлялся. И не чувствовал, что чем-то обязан ей. Немного развлечения — и только…
— Когда мы встретимся вновь? — спросила она наконец.
— Не знаю, — был ответ.
И тут… Джасинта будто наяву представила себе ночь и следующий день, а за ними еще тысячи
— Но что же мне делать, пока я буду ждать тебя? — умоляющим голосом спросила она. — Чем мне заниматься здесь?
Он лишь пожал плечами.
— Сегодня я разговаривала с моей служанкой, и она сказала, что у тебя нет даже принадлежностей для вышивания!
— Она права, — улыбнулся он. — У меня действительно нет принадлежностей для вышивания.
— Но я должна постоянно заниматься чем-то! Неужели тебе не понятно?
— Да, и чем же, извольте вас спросить? Чем это вам надо постоянно заниматься? — с вежливым сарказмом осведомился он, словно удивляясь ее требованию.
— Как это чем? — пронзительно закричала она, неожиданно подумав при этом, что если ей удастся вызвать его на ссору, то, может, он задержится, передумает и все-таки возьмет ее с собой. — Я всегда чем-нибудь занимаюсь! Я никогда не проводила время в праздности и лени! Но никто не упаковал мне моих книг, рисунков и вышивания! И мне нечего делать! А ты не обеспечиваешь нам никакого развлечения!
Он слушал ее упреки, чуть приподняв брови. Спустя несколько секунд его рот исказила неприятная гримаса.
— Но, пойми: как же я могу обеспечить вам развлечения? — поинтересовался он, и голос его звучал весьма рассудительно. — Ведь каждое поколение светских и богатых дам проводило время по-своему. Это у бедных женщин во все времена совершенно одинаковое времяпрепровождение: утомительная, тяжелая работа по дому и воспитание множества детей. Здесь нет ничего, доступного им. Вообще-то женщины из простонародья, которые отличаются миловидной внешностью, имеют здесь возможность одеваться и жить, как богатые дамы. И в течение двух-трех веков им кажется, что они пребывают в раю. Нет, Джасинта, у меня нет для вас развлечений. Вся беда в том, что здесь у вас слишком много свободного времени и каждый старается убить его по-своему. Так все и разрешают эту проблему. Тебе придется узнать, что означает провести где-то не несколько дней или месяцев, а вечность. Если угодно, можешь относиться к этому — что, кстати, пойдет тебе только на пользу — как к вызову… Ведь, чтобы справиться с подобной проблемой, надо обладать неиссякаемым воображением и изобретательностью. Не хочу выглядеть пессимистом, но я нахожусь здесь достаточно долго и из своего собственного опыта и того, что слышал от других, знаю: с этой задачей справиться невозможно. Но здесь весьма приятно, к, насколько я понимаю, ты согласишься, что… — Он обвел рукой роскошные покои. — И все же все недовольны, не исключая и меня лично. Боюсь, истина состоит в том, что рай становится адом, если остаешься в нем чересчур долго. Спокойной ночи!
Он быстро спустился еще на несколько ступеней, не забыв резким движением захлопнуть дверцу-люк. В самый последний момент Джасинта с жалобным воплем устремилась вслед за ним; он же ответил ей полуулыбкой, еле заметной в полумраке. Это было настолько неожиданно и мимолетно, что теперь, когда дверца была закрыта и ее очертания лишь слабо угадывались среди запутанного узора ковра, Джасинта по-прежнему словно воочию видела эту ослепительную, загадочную улыбку, эти черные пронзительные глаза и белоснежную линию зубов за полуоткрытыми губами. Сейчас она испытывала муки Тантала.
Затем его образ постепенно
И все-таки он приходил. Ибо этот его поцелуй возбудил в ней страстное желание, и теперь, когда он ушел, она осталась в полной власти неутоленной, неудовлетворенной страсти.
Камин уже погас. В комнате стало холодно, и вскоре Джасинта почувствовала, что сильно продрогла и даже дрожит от холода. Она погасила лампу и забралась в постель, где лежала, щелкая зубами, вытянувшись и всматриваясь в темноту комнаты. Ею овладели какие-то странные тревожные ощущения, и она по-прежнему не сомневалась, что ей удалось раздразнить его и он еще вернется. Она ждала, напряженно прислушиваясь к каждому шороху, к каждому легкому дуновению. Прислушивалась, вытянув от напряжения шею и выпрямившись. Ее голова едва касалась подушки, мышцы напряглись, ибо Джасинта была готова вскочить в любое мгновение. Время текло медленно, а она продолжала ждать, отказываясь поверить в то, что он не вернется. Внезапно до нее донесся какой-то крик, и она, вздрогнув от неожиданности, вскочила.
— Да?! — вскричала Джасинта. — Кто это? Кто здесь?
Пришло тревожное ожидание; сердце ее учащенно билось в груди. Она не знала, радоваться или печалиться, не понимала, напутана или счастлива, ведь неизвестно, кто это… Он ли вернулся к ней в комнату или явился кто-то другой, явился, чтобы причинить ей какое-нибудь зло. В конце концов, не в силах более вынести эту неопределенность, Джасинта быстро выскользнула из постели и зажгла все лампы. В комнате никого не было.
«Я просто неожиданно уснула, — подумалось ей. — А треск издают дрова, догорающие в камине».
Она вновь погасила свет и легла, против своей воли продолжая вслушиваться в темноту, и почти не заметила, как мышцы ее постепенно расслабились и, сама того не осознавая, провалилась в сон.
А когда проснулась, в комнате уже суетилась Бет; камин вовсю пылал, а занавеси были раздвинуты, и в комнату проникали сияющие солнечные лучи. Едва Джасинта открыла глаза, Бет весело проговорила:
— Доброе утро, мадам!
Джасинта вздохнула и посмотрела на часы. Было всего девять. Она спала недолго и по-прежнему чувствовала усталость. Но хуже всего было то, что всю ее переполняло какое-то непонятное, мрачное и тяжелое ощущение, будто кто-то со всего маху прихлопнул ее гигантской ладонью, как никому не нужную букашку.
— Доброе утро, Бет. Ты давно здесь?
— Примерно с часик, мадам. Уже послала за вашим завтраком. Я подумала, что если вам чего и нужно, так это поесть. Да и нельзя сидеть у окна и смотреть туда, когда такой прекрасный день на дворе!
— Похоже, тут всегда такой прекрасный день, — простонала Джасинта, потягиваясь. — Ужасно! А где мое платье?.. О!.. — и запнулась вспоминая.
Очевидно, Бет уже заметила, что случилось с одеждой Джасинты, ибо на лице ее появилась какая-то плутоватая усмешка. Служанка подняла обрывки платья и показала их хозяйке.
— А, понятно, у вас побывал гость.
— А ну-ка, замолчи немедленно! — возмущенно воскликнула Джасинта и хлопнула в ладоши. — Ты самая дерзкая из всех слуг, с которыми мне доводилось иметь дело! Принеси лучше мой пеньюар!
— Да, мадам. Простите, мадам. Я просто подумала, что мы посмеемся вместе.
— Понятия не имею, над чем это нам надо смеяться. Пока я ничего смешного не вижу, — бормотала Джасинта, пока Бет ходила за пеньюаром. Туфельки стояли возле кровати. Она надела их, завязала широкий пояс пеньюара, откинула голову так, что роскошные волосы водопадом рассыпались по спине, и начала перебирать их пальцами.