Любовники не возвращаются
Шрифт:
– Вы все мне и так надоели! – страдальческим тоном воскликнула она. – Но когда ты начинаешь разыгрывать свои дурацкие спектакли, меня просто выворачивает!
Кто-то навалился на мое плечо, и по запаху давно не мытого тела я сразу определил – Соня. Она протянула к лицу Бетти руку с грязными ногтями и зловеще прошептала:
– Не смей орать на него или я выцарапаю твои гляделки!
В голосе с сильным акцентом чувствовалась нескрываемая злоба. Но и Бетти оказалась не промах! Соскользнув с табурета, она потянулась к горлышку ближайшей бутылки.
Амброуз спокойно отодвинул все бутылки
Платье Сони задралось, обнажив маленькие округлые ягодицы и неожиданно стройные бедра. Амброуз отвесил ей увесистый шлепок по заднице и столкнул со стойки.
– Иди прогуляйся, мой цветочек, – ласково сказал он. – Подыши свежим воздухом и охладись.
– Ах ты, старый кобель...
Все последующие ругательства она выложила на своем родном языке, но смысл их был до того ясен, что я начал восхищаться своими лингвистическими способностями. Впрочем, скорее всего, эстонский язык намного легче, чем это обычно считают.
– Иди-иди, моя крошка, – похоже, Амброуз совсем не обиделся. – Очисть помещение. Оставь в покое благовоспитанных людей, которые не привыкли царапаться при посторонних. Иначе папочка опять закатит тебе трепку.
Под его мягким лучистым взглядом Соня сжалась и поникла. Ярость в ее глазах быстро угасла, и она соскользнула с табурета, едва не отдавив Бетти ногу. Низко опустив голову, постояла немного возле стойки, а затем, шаркая, направилась в холл.
Амброуз проводил ее внимательным взглядом и стал втолковывать мне свое жизненное кредо, не забывая о приготовлении коктейлей.
– Я прожил в Нью-Йорке больше пятнадцати лет и по горло сыт этими кинозвездами и манекенщицами, – начал он голосом отставного гангстера, вспоминающего свои подвиги. – Я переспал со всеми из них. Поверьте, мистер Бойд, это куклы. Одна сплошная фальшь. Я сыт ими по горло!
Опершись локтями о стойку, он погрузился в свои воспоминания, полные скабрезных историй и явных непристойностей.
– Даже если я заткну уши и закрою глаза, грязь, о которой ты говоришь, обволакивает меня! – воскликнула Бетти. – Неужели нельзя поболтать о чем-нибудь другом?
– Не нравится – не слушай! – возразил ей Амброуз. – В этом доме много мест, где можно уединиться.
Бетти положила руку мне на плечо.
– Дэнни, я покидаю вас. Проверю, готова ли комната. Если возле нее недавно проходила Соня, комнату необходимо проветрить. Пока. Еще увидимся.
Плавно покачивая бедрами и гордо стуча каблучками, она вышла из гостиной.
– Подумаешь, фифа... – Амброуз проводил ее взглядом. – Короче, я имел всех этих столичных баб, которые скидывают трусики только за один твой автограф. Мне приелись эти роскошные наряды, эти дорогие магазины, эти великосветские разговоры. Мне надоела эта любовь, которая больше похожа на игру в бридж: надо знать все правила игры и немножко плутовать, если партнер зазевался. Моя жизнь изменилась в лучшую сторону, когда я связался с одной латиноамериканкой... Она якобы хотела написать книгу,
– Вы, наверное, хотите оправдаться передо мной за Соню? Не стоит этого делать, – сказал я.
– Мистер Бойд, если я спрошу, что вам доставляет наибольшее удовольствие, как вы ответите?
Я не заставил его долго ждать:
– Холодный мартини.
– В этом баре обслуживание, может быть, оставляет желать лучшего, но зато по части болтовни, бармен – чемпион мира. Не так ли?
Он приготовил мартини и пододвинул стакан ко мне.
– Извините, что при разговоре я брызжу слюной. Такая уж у меня привычка... Эта маленькая дикарка Соня оказалась настоящим кладом. Я словно помолодел на десять лет. Ее учили любви негры и малайцы, испанские рыбаки и ирландские матросы... Впрочем, вижу, вас тоже не устраивает этот разговор. Давайте сменим тему.
– Увы, я вряд ли могу быть достойным собеседником для вас! – извиняющим тоном сказал я. – Я умственно отсталый, туповатый детектив и не могу соревноваться с вами в этом интеллектуальном виде спорта.
– Не льстите мне! Вы парень не промах, это сразу видно. И во всех делах вы разбираетесь прекрасно. Я понял: вчера вечером вы укротили эту тигрицу Бетти Адамс. А такое даже Гилберту не всегда удавалось.
– Разве? – вежливо поинтересовался я.
– Верьте мне! – в его глазах вспыхнул огонь. – Иногда это просто сводило Гилберта с ума. Он считал, что все бабы продаются, вопрос только в цене. Сотни раз он пытался выяснить, сколько стоит Бетти Адамс, но ни разу не добился успеха. Впрочем, он относился к ней очень хорошо. На свой манер, конечно. Однажды она связалась с актером, игравшим в театре, принадлежавшем Гилберту...
– Простите, но мне уже рассказывали эту историю.
– Вот оно как! Да вы неплохо информированы, как я погляжу! – разочарованно скривился Амброуз. – Но я говорил о Гилберте. Она сильно разочаровала его.
– Скоро у меня от ваших рассказов волосы встанут дыбом. Это не кружок интимных друзей, а клубок змей. Я все чаще задаюсь вопросом, кто из вас имел основания ненавидеть Гилберта больше всего?
– Я относился к нему нормально, – поспешно сказал Амброуз. – Нам нечего было особо делить. Он нуждался во мне больше, чем я в нем. За одиннадцать лет мои пьесы пять раз имели на Бродвее грандиозный успех. А это значит, повезло и моему продюсеру. Деймона Гилберта вывел в люди я. Запомните это.
– Вы так привязались к нему, что год за годом возобновляли контракт, – я задавал вопросы наугад, стараясь нащупать слабое место Амброуза. – Но ведь у других продюсеров вы могли заработать куда больше. Ведь у вас есть громкое имя, популярность. Бродвейские театральные дельцы приняли бы вас с распростертыми объятиями.
– Всех денег на свете не заработаешь, – он махнул рукой. – Чем больше доход, тем выше налоги. Зачем мне другой продюсер?
– А может быть, ваше постоянство было вызвано другой причиной? Скажем, одним пухленьким досье, в котором фиксировались все ваши сексуальные извращения?