Любовники по наследству
Шрифт:
– Ну, хорошо… – Павел Аркадьевич почувствовал одновременно гадливость и облегчение. «Умирать, так с музыкой!» – подумал он.
А Маша щебетала:
– Я в полпятого освобожусь. Вы как, подождете здесь или поедете куда?
– Я тут посижу.
– Ну и ладненько! – Маша быстро встала из-за стола. – Вон их сколько уже набежало. А вы смотрите не обманите!
Она погрозила пальчиком. Павел Аркадьевич жалко усмехнулся. «Чем хуже, тем лучше! – подумал он. – Пропадай все пропадом!» Он сидел за столиком до половины пятого. Маша выбежала к нему из служебного помещения, уже переодевшись в «вольное»
Расследование четырех убийств в квартире Вадима Люблянского закончилось, не успев как следует начаться. Горничная успела побывать у следователя всего раз. Она сообщила, что служила у Люблянского чуть больше года. О его деятельности ничего не знала. Никого из людей, лежавших на полу рядом с ним, раньше не видела. Пришла убирать квартиру утром, и ей никто не открыл. Пришла на другой день – опять никого. Почему не вошла с черного входа? А она не знала, что этот вход открыт. Откуда ей было знать? Женщины? Да, жила у него одна. Кто такая? А она с ней не была знакома. Вообще не общалась. Ее дело – прибраться, купить продукты. Что же еще? Больше ее не трогали, потому что дело было прекращено.
Те, кто прекратил его, провели небольшое собственное расследование. Тайник Люблянского в одном из книжных шкафов сохранился в целости – около девяти килограммов золота в слитках, инструменты для ювелирного производства, некоторые документы. На сукне, покрывавшем стол, сохранились записи, сделанные рукой Люблянского. Клиент, судя по этим записям, проиграл в тот роковой вечер огромную сумму. Возникал вопрос: явилось ли именно это поводом для завязавшейся перестрелки, или клиента уязвил сам факт присутствия шулеров? Обе причины годились. Клиента никто не видел, кроме тех, кто погиб. Люблянского похоронили – скромно, без шумихи. Его бывшая любовница – Светлана Мажникова, которую нашли у ее матери, отвечала на все вопросы спокойно, ничего не скрывая. Да, он прогнал ее. Да она и сама готовилась уйти. Был один скандал… Она его описывать не будет. Это слишком тяжело для нее. Она не знает, кто мог его убить. Не представляет себе. Мажникова зарыдала, и те, кто ее расспрашивал, в смущении удалились, посоветовав ей на прощанье молчать обо всем случившемся и о том, что было ее жизнью последние два года. Мажникова заявила, что забыть обо всем – ее самая горячая мечта. Больше она ничего не хочет. Ничего не знает. Ничего никому не скажет. Она снова заплакала, уже тише.
Было еще два мелких события, имевших отношение ко всему случившемуся. Одно из них – букет цветов, появившийся на могиле Никифорова в Екатеринбурге, на Широкореченском кладбище. Его принесла какая-то женщина, приехавшая в сумерки, так что сторож толком ее не разглядел. Позже, после того как женщина уехала, он заметил, обходя мемориальную аллею, что на одной из черных мемориальных плит шевелится на ветру букет роз. Он удивился, так как прекрасно помнил, что на этой могиле никогда не бывало цветов. Впрочем, больше они там не появлялись, и он скоро забыл об этом маленьком происшествии.
Второе событие произошло в Москве, в одном из ювелирных магазинов. Старушка, одетая весьма скромно, принесла на оценку удивительной красоты серьги – бриллиантовые,
Октябрьское солнце низко стояло над Дубаями. Близился вечер. По одному из проспектов Дейры шла молодая женщина в темных очках. Она заходила в магазины, иногда – просто чтобы осмотреться и поторговаться с крикливыми индусами и улыбчивыми маленькими филиппинками, по сравнению с которыми казалась просто великаншей. Иногда делала мелкие покупки – духи, помаду, пачку сигарет. И снова выходила на улицу, улыбаясь неизвестно чему, шла дальше, ступая по лужам, натекшим на тротуары от кондиционеров, разглядывая витрины, теряясь в толпе. Наконец, купила два пакета апельсинового сока, поймала машину и попросила на ломаном английском отвезти ее на пляж.
Зеленые лужайки, отделяющие берег моря от города, остались позади. Она вышла, расплатилась и пошла по берегу, усыпанному розовыми ракушками. Очки сняла, выискивая взглядом кого-то. И нашла. На берегу, у линии прибоя, сидела девушка в белых длинных шортах, синей блузке и темных очках. Светлые серебристые волосы она собрала сзади в пучок, намокший от морской воды. Заслышав хруст ракушек, обернулась.
– Я так и знала, что ты еще здесь, – сказала подошедшая женщина и протянула подруге пакет сока.
– Мерси, – девушка вскрыла пакет, сунула туда соломинку и принялась тянуть сок. Они помолчали.
– Свет, почему ты не хочешь прогуляться? – Марина опустилась рядом с ней на ракушки, пытаясь усесться так, чтобы они ее не слишком кололи.
– Неохота.
– Как лечащий врач, приказываю встряхнуться и идти со мной! – рассмеялась Марина.
– Как пациент – отказываюсь.
– Но почему?
Света булькнула соломинкой и вытащила ее изо рта.
– Комментирую: мне и тут неплохо.
– Но зачем же мы приехали? – жалобно сказала Марина.
– Не знаю.
– Зато я знаю! – с жаром заявила Марина. – Чтобы снова почувствовать себя людьми! Людьми, а не крысами, запертыми к клетке!
– А я чувствую себя… Вполне человеком.
– А я чувствую, что ты себя не так чувствуешь.
Света вздохнула:
– Ей-богу, что уж такого примечательного? Ну зачем мне шататься и обозревать шейхов?! Вчера, кстати, видела ужасно толстого…
– А… – Марина припомнила и рассмеялась. – Это тот, с маленькой девочкой?
– С женой, понятное дело. – Света вздохнула. – Не понимаю, почему это такие здоровенные дяденьки без ума от мышек…
– Пойми их, мужчин.
Марина закурила.
– А ведь здесь не только арабы… – лукаво заметила она.
– А кто еще? Индусы?
– Здесь и русские есть.
– А… Это в нашей гостинице…
– Ну да. Я, между прочим, познакомилась тут с одним.
– Скоро ты оправилась! – усмехнулась Света.
– Ну, не смейся. – Марина тоже улыбнулась. – Хотя это действительно смешно.