Любовники смерти

Коннолли Джон

Дэниэлу пришлось уступить жене в этом пункте, но ему не нравилось, что его сыном играют, как дурачком. Бобби был сравнительно наивен и неопытен, хотя ему уже исполнилось двадцать два. Ему еще по-настоящему не разбивали сердце. Потом, когда Бобби вернулся из колледжа на каникулы, девушка разорвала отношения, и ему пришлось приобрести этот опыт. Не было ни предупреждения, ни объяснения, а просто она решила, что Бобби не тот мужчина, который ей нужен. Он воспринял это тяжело, до того тяжело, что это причинило ему реальную физическую боль: он жаловался на рези в животе, которые было ничем

не унять.

Разрыв также погрузил его в депрессию, и депрессия усугублялась тем, что это был маленький городок: здесь было не так много мест, куда можно пойти выпить, перекусить, посмотреть фильм, провести время. Девушка работала в одном из таких заведений, у Дина, куда на протяжении поколений ходила пообщаться городская молодежь – да и не только молодежь. Если Бобби хотел побыть в компании, он не мог долго избегать этого места. Дэниэл знал, что при встрече у Дина между молодыми людьми произошла стычка. И тогда тоже девушка взяла верх. Его сын пил, а она нет. После той особенно громкой перепалки сам старый Дин, заведовавший этим баром как великодушный диктатор, был вынужден предупредить Бобби, чтобы тот не приставал к персоналу. В результате Бобби неделю держался подальше от этого бара, возвращался сразу после работы домой и направлялся в свое укрытие в цокольном этаже, едва задерживаясь, чтобы поздороваться с родителями. Он появлялся лишь для набегов на холодильник или чтобы разделить неловкий ужин за кухонным столом. Иногда он спал на кушетке, а не в примыкающей спальне, даже не потрудившись раздеться. Лишь когда к нему пришли несколько друзей и упросили его выйти развеяться, тучи над головой как будто на время разошлись, да и то только пока он избегал встреч с девушкой.

Когда нашли тело, первой мыслью Дэниэла было, что сын покончил с собой из-за своей нелепой привязанности к Эмили. Ведь, казалось, больше никаких бед у него в жизни не было. За ним сохранялось место в колледже, он, похоже, всерьез намеревался вернуться к учебе и намекал, что, возможно, Эмили может вместе с ним найти работу в Нью-Йорке. Он был популярен среди друзей и там, и в родном городке, и его врожденный склад характера всегда склонял его к оптимизму – во всяком случае, до распада их отношений.

Эмили не следовало бросать его сына, думал Дэниэл. Он был прекрасный парень. Ей не следовало ранить его. Не следовало разрывать ему сердце. Когда она пришла на место его гибели, как только тело унесли через поля к ожидавшей машине «Скорой помощи», Дэниэл не смог поговорить с ней. Она подошла к нему с блестящими глазами и протянула руки, чтобы обнять и чтобы он обнял ее, но он отвернулся, вытянув руку, отстраняясь от нее, и этот жест был ясен не только ей, но и всем, кто видел; и таким образом он не оставил сомнений, на кого возлагает вину за смерть его сына.

Мать Бобби роняла слезы горя и боли, узнав, что это другие отняли жизнь у ее сына, слезы непонимания обстоятельств его смерти, отец же ощущал, как тяжесть свалилась с его плеч, и поражался собственному эгоизму. Теперь, в цокольном этаже, вернулась злоба, и его руки сжались в кулаки от гнева на нечто безликое, что убило его сына. Где-то над ним зазвенел дверной звонок, но он едва слышал его за ревом у себя в голове.

Потом его позвали, и он дал напряжению в теле отступить. И выдохнул из себя ярость.

– Мой мальчик, – проговорил он тихо. – Мой бедный мальчик.

За кухонным столом сидела Эмили Киндлер. За ее спиной жена заваривала чай.

– Мистер Фарадей, – сказала Эмили.

Он обнаружил, что уже может улыбнуться ей. Это была мелочь, но в улыбке была искренняя теплота. Не осталось ни намека на то, чтобы обвинить ее в случившемся, и теперь эта девушка стала для него чем-то вроде связи с сыном, питала огонь памяти.

– Эмили, – проговорил он, – как дела?

– Полагаю, хорошо. – Она не могла посмотреть ему в лицо. Он знал, что его поведение на месте смерти сына глубоко ее ранило, и если он теперь снял с нее свое осуждение, ей еще предстояло сделать то же по отношению к нему. Они никогда не обсуждали, что случилось в тот день, поэтому было бы правильно сказать, что он никак не искупил своей вины перед ней.

Его жена подошла и нежно коснулась ладонью волос девушки, приглаживая выбившиеся пряди. Дэниэлу подумалось, что две женщины немного похожи друг на друга: обе бледные, без косметики, и с темными кругами от горя под глазами.

– Я пришла сказать вам, что после похорон я уезжаю.

– Послушай, милая, – сказал он. – Я должен извиниться. – Он попытался взять ее за руку, и она позволила это. – В тот день, в день, когда нашли Бобби, я был не в себе. Я был так убит, так потрясен, что не мог… не мог…

У него не было слов. Он не хотел ей лгать, и не хотел говорить правду.

– Я знаю, вы видеть меня не могли, – помогла она. – Вы думали, что это моя вина. Может быть, и сейчас думаете.

Он почувствовал, как у него задрожал подбородок и защипало глаза. Ему не хотелось расплакаться перед девушкой, и он покачал головой.

– Прости, – сказал он. – Я прошу прощения, что подумал, будто это ты.

Теперь он неуверенно сжал ее руку, а жена поставила на стол три чашки и налила из фарфорового чайника чаю.

– Спасибо.

– Приходил начальник полиции Дэшат, – продолжал Дэниэл. – Он сказал, что Бобби не сам покончил с собой. Его убили. И просил пока молчать об этом. Мы никому не говорили, только тебе, ты должна знать.

Девушка издала тихий скулящий звук. От лица, и так совершенно бледного, отхлынули остатки крови.

– Что?

– Повреждения… Они не похожи на самоубийство. – Он уже плакал. – Бобби убили. Кто-то придушил его до потери сознания, а потом его привязали и нагнули вперед, чтобы он умер. Кто мог это сделать? Кто мог сделать такое с моим мальчиком?

Он пытался удержать ее, но ее рука выскользнула. Эмили встала, покачиваясь на высоких каблуках.

– Нет, – сказала она и резко отвернулась. Ее правая рука задержалась сзади и задела стоявшую рядом чашку. Чашка упала на пол и разбилась, ударившись о плитки пола. – Я должна уйти. Я не могу здесь оставаться.

И что-то в ее голосе остановило слезы Дэниэла, и его взгляд прояснился.

– Что ты хочешь сказать?

– Просто я не могу оставаться здесь. Мне нужно уехать.

По ее глазам он понял, что девушка что-то знает. Дэниэл видел это.