Любовное зелье колдуна-болтуна
Шрифт:
Денис оперся локтями о стол.
– Ты, Тань, прямо блокбастер придумала. С чего ты решила, что она убийство видела? Может, раньше ушла? Или с родителями на машине ехала, те ее на обочине ждали?
– Роберт, посчитай, сколько времени потребуется ребенку, чтобы добраться от бензоколонки до места гибели Бражкина, – попросила я компьютерщика. – Учти два варианта: пешком и на велосипеде. И глянь по карте, куда девочка могла двигаться. Она определенно живет неподалеку.
Потом я повернулась к Жданову.
– Наклейка очень ценная вещь, ее ни за что не бросят, даже если она повторная. Картинку принесут
– На месте эксперты работали. Наши ребята не заметили пакет? – расстроенно протянул глава лоскутовской полиции.
– Вероятно, его почти полностью закрывал булыжник, – деликатно пояснил Борцов. – Случается порой, что улика ускользает от внимания специалиста.
– Плохо искали, работали спустя рукава, поленились в лесу пошарить, – безжалостно заявил Иван Никифорович. – Ваши сотрудники, Федор Михайлович, накосячили, я бы их уволил. Татьяна же предельно внимательна, она профессионал высокого класса.
Я решила оправдать незнакомых оперов.
– Мне просто повезло. Отошла в сторонку, начала осматривать местность, увидела нечто смахивающее на пещеру, заглянула за куст…
– Ну ты молоток! – восхитился Жданов. – Мне б в голову не пришло туда полезть.
Роберт кашлянул, Глеб Валерьянович усмехнулся, а я смутилась. Опытные коллеги поняли, по какой причине я оказалась в укромном местечке. Борцов решил перевести беседу в иное русло.
– Большое везение в другом – улику дождь не испортил, она пролежала не один день и сохранилась.
– Под пакетом был плоский камень, – пояснила я, – а сверху довольно крупный булыжник, полностью его закрывавший, я случайно уголок заметила.
– Давно не было ливня, – вздохнул Федор Михайлович, – сушь стоит, потому и сохранился.
– Вот и хорошо, – кивнула я. – Завтра Роберт поищет сообщения о тех, кто умер, подцепив ту же болячку, что Степан Шаров, Николай Фатеев и Евдокия Хвостова. Кстати, Роб, на кого зарегистрирована могила последней?
– Моментумо… – отозвался Троянов.
– А Жданов с утра пошляется по городу, – продолжала я. – Он у нас гений по части общения. Денис, зайди в кафе, поболтай с разными людьми, послушай местные сплетни, узнай, что народ про смерть Игоря Семеновича говорит, порасспрашивай о семьях Бражкина и Шарова. Авось чего полезного и выудишь.
– Нашел! – воскликнул Троянов. – Кипяткова Элеонора Борисовна, адрес тот же, что у Хвостовой, только квартира не двадцать девять, а тридцать. Ближайшая соседка.
Я обрадовалась.
– Она, похоже, была подругой покойной. Ведь посторонний человек не станет оформлять на себя захоронение. Тоня, ты отправишься к Кипятковой и тщательно ее расспросишь. А я попробую найти девочку.
– Трудная задача, – отметил Иван Никифорович.
– Дурак иголку в стоге руками нашаривает, умный человек сено через рядно протрясет, – выдал очередную
– Могу эту задачу упростить, – сказал Роберт. – Тань, от бензоколонки до места обнаружения тела Бражкина девочке лет семи-восьми идти минут пять-десять, на велике докатить, конечно, быстрее. И я вроде знаю, где она живет. Если пройти по шоссе вперед, то слева будет проселок, ведущий к населенному пункту под названием Безбожное. Скорее всего, малышка оттуда.
– Точно, я видела на трассе щит-указатель, – вспомнила я.
– Гнилая слободка, – поморщился Дубов, – моя головная боль. Там несколько бараков. Возвели их сто лет назад для рабочих, которые в карьере пахали. Во время Отечественной войны, когда на Урал беженцы из Москвы и других городов прибыли, их разместили в тех спешно отремонтированных строениях. В сорок седьмом году большинство народа домой вернулось, и древние постройки снести хотели. Они уже в те времена для жилья непригодными считались: коридорная система, туалет во дворе, общая кухня. Коммуналка без элементарных удобств. Но почему-то бараки остались. В семьдесят восьмом начали шоссе строить, и тогда вселили в них дорожных рабочих. У них вахтовый метод был: две недели трудились, две – дома. Трассу прокладывали не один год, в восемьдесят девятом законсервировали – денег не хватило, а в две тысячи первом работы возобновили, и через семь лет магистраль наконец-то полностью закончили. Теперь красота, свистят по ней машины туда-сюда, через Лоскутово сквозного проезда нет. Раньше-то дальнобойщики из Сысерта в Красноуфимск по городу неслись. В две тысячи девятом бараки снова разобрать решили, но воз и ныне там. Сейчас в общагу выселяют за коммунальные долги. Злостных неплательщиков отправляют в Безбожное. Ясно, какой там контингент? Пьяницы, лентяи, наркоманы…
– Не очень удачная мысль селить маргиналов в одном месте, – поморщился Иван Никифорович, – большое гнездо для тех, кто способен на преступление, вить не стоило.
– Лучше их среди нормальных людей оставлять? – прищурился Дубов. – Чтобы в подъездах гадили, у соседей воровали?
Тарасов разозлился.
– День прошел, а мы далеко не продвинулись. Я беседовал с Ириной Федоровной, матерью Игоря Семеновича. Она про сына только самое хорошее рассказывала – тот просто ангел с крыльями был, никаких сложностей с ним не возникало даже в детстве. Идеальный человек – заботливый, щедрый, обожал жену, сыновей, внуков, к невесткам как к родным дочерям относился, о жителях Лоскутова радел словно о собственных детях… Ну что ж, если всем на завтра задачи ясны, давайте заканчивать. Я от запаха табака одурел, кондиционер не помогает, только дым туда-сюда гоняет.
Глава 14
Над моим номером реял красный флаг с серпом и молотом, а на двери висела табличка «СССР. Эх, хорошо в стране советской жить!»
Я открыла дверь, пошарила по стене и нажала на выключатель. Под потолком вспыхнула трехрожковая люстра. Ну и ну! Я словно на машине времени переместилась в годы своего детства. У нас дома на окнах висели точь-в-точь такие же желтые занавески из парчи. Мать купила их у какого-то мужика из МИДа, постоянно летавшего то ли в Сирию, то ли в Ливан. Дядька привозил с местных базаров ткань в рулонах, а москвички ее охотно покупали.