Любовное зелье колдуна-болтуна
Шрифт:
– Речь идет не о ваших таблетках, – отмахнулась я, – а об отраве, которая легла в их основу. Где рецепт яда Кудрявцевых?
Валерия Леонидовна уточнила:
– Оригинальный? Тот, старинный?
– Да, – кивнула я.
Профессор показала на допотопный железный шкаф.
– В моем сейфе. Но если кто-нибудь решит им воспользоваться, ничего не получится.
– Почему? – удивилась я.
– Потому что кое-каких трав сейчас днем с огнем не найти, – пояснила Вербицкая. – Когда Кудрявцевых арестовали, Филимоново, Лоскутово и другие деревеньки, слившиеся ныне в город,
Ученая дама встала, взяла с полки книгу, перелистала ее и показала мне картинку.
– Латинское название вам ни к чему, а местное население окрестило его «глазом черта».
– Какой красивый! – восхитилась я, рассматривая светло-фиолетовые листья и белые махровые лепестки, посередине которых ярко выделялись синие и красные круги. – Необычный, словно художником нарисован.
– Собственно, он и нарисован, цветной фотографии в те далекие годы, до того, как растение исчезло, не существовало. Да, «глаз черта» хорош и очень опасен, – подчеркнула Вербицкая, убирая томик на место. – В ход шли и корни его, и стебли, и листья, и ягоды, причем все крайне ядовиты. Но теперь его нет в природе, истреблен человеком. А Кудрявцевы его использовали. Так вот, без этого «глаза черта» рецепт отравы не работает. И без кое-каких других составляющих, которых нынче не найти, тоже. Можно лист со старинным рецептом на стену повесить, никому плохо не будет.
– Но вы же чем-то «глаз черта» при создании таблеток заменили? – догадалась спросить я.
– Конечно, – кивнула Валерия Леонидовна, – нашла аналог.
– Следовательно, яд можно сделать, взяв вместо старинных ингредиентов современные? – наседала я.
– Да, – неохотно признала Вербицкая.
– Кстати, не дадите список ваших работников? – задала я следующий вопрос.
Моя собеседница поджала губы.
– Ни один из моих сотрудников ни на что дурное не способен. Мы не убийцы, а ученые. Мы, как и медики, свято соблюдаем заповедь «Не навреди».
Я тут же вспомнила о докторе Менгеле, немецком враче, проводившем опыты над узниками Освенцима, о его коллеге докторе Хагене, который хотел создать вакцину от сыпного тифа и использовал в качестве подопытных кроликов несчастных людей, оказавшихся в концлагере Нацвайлер, но промолчала.
Валерия Леонидовна постучала по клавиатуре, раздалось тихое шипение, из принтера выполз листок бумаги, и профессор протянула его мне.
– Прошу. Здесь костяк группы, список тех, кто создавал «леовербиц» вместе со мной. За порядочность и высокую мораль каждого ручаюсь головой.
– Девять человек, – пробормотала я. – Все до сих пор тут работают?
Вербицкая нацепила на нос очки.
– Ираклий Гогоберидзе в прошлом году скончался. Олег Гордеев с две тысячи тринадцатого живет в Германии, получил лабораторию в одной фармакологической фирме. Мария Донская вышла замуж за американца, переехала в США. Анна Тимофеева попала в автомобильную аварию, осталась жива,
– Лучше скажите, кто остался с вами, – попросила я.
– Максим Игоревич Бражкин, – ответила Валерия Леонидовна. – Он к нам присоединился уже во время клинических испытаний. Был тогда моим аспирантом, сейчас кандидат наук. На редкость талантливый молодой человек. Хотя при таких родителях, как Игорь и Каролина, удивляться этому не стоит. Нынче Макс моя правая рука…
Профессор осеклась и продолжила другим тоном:
– Вам уже донесли дурацкую сказку о вражде семей Бражкиных и Шаровых? О том, что род Василия Петровича исчезнет с лица земли, когда у Шаровых родятся три дочери, а у Бражкиных столько же сыновей?
Я кивнула.
– Надеюсь, вы не верите в эти глупости? – засуетилась ученая дама. – Нельзя воспринимать всерьез сплетни.
Дверь кабинета тихо открылась, появилась полная девушка с подносом в руке.
– Вы чай просили, куда его поставить?
– Ну, наконец-то! – рассердилась Вербицкая. – Сколько ждать-то можно? Мы уже заканчиваем беседу, а секретарша только соизволила прийти. И что за дурацкий вопрос – «куда его поставить?». На стол, Елена, на стол! Люди, как правило, наслаждаются чаем, сидя за столом.
У молодой сотрудницы затряслись руки, белые чашки на круглом подносе тоненько зазвенели. Девушка опустила ношу на указанное начальницей место и попятилась к двери.
– А ну стой! – скомандовала профессор. – Что из чайника свисает?
– Ниточки, – пролепетала секретарша.
– Лично я не пью ничего с веревками, – отрезала Вербицкая, – и моя гостья, полагаю, тоже. Объясни, зачем ты положила в качестве заварки дрянь?
– Это пакетики, – пояснила Елена, – на ниточках бумажки с названием сорта. Я их наружу вытащила, чтобы в кипятке не утонули.
– Пакетики? – протянула Валерия Леонидовна. – Пакетики?
– Да, – съежилась Лена, – я сегодня утром их в супермаркете на станции купила.
– Пакетики из лавки на станции? – буквально пропела хозяйка кабинета. – Елена! Я тебе объясняла, что чай в презервативах употребляют только бомжи и нищие?
– Объясняли, – прошептала несчастная секретарша.
– Говорила, что надо использовать натуральный лист, а не пыль со дна мешка?
– Говорили.
– Я купила во Франции килограмм прекрасного сорта «Марко Поло» всемирно известной фирмы «Марьяж Фрер»?
– Купили.
– Дала его тебе?
– Дали.
– Когда?
– Позавчера.
Вербицкая оперлась локтями о стол.
– Так почему сейчас я вижу гадость из забытого богом шалмана, где отовариваются маргиналы? Где мой «Марко Поло»?
– Нету, – чуть слышно ответила Лена.
– Куда же он делся? – удивилась Валерия. – За пару суток килограмм чая не закончится.
– Исчез, – делаясь ниже ростом, призналась секретарша. – Я пришла утром, хотела кофейку глотнуть, открыла дверцу… Опаньки! Пусто. И моя баночка с растворимым тоже пропала.