Любовное зелье колдуна-болтуна
Шрифт:
— Вы рассказали о своих планах корреспонденту местного телевидения? — спросила я.
— Ну да. А почему бы нет? — пожал плечами Василий Петрович. — Пояснил: Лоскутово не израсходует на масштабную работу ни копейки, это мой подарок городу. Когда оцифровка полностью закончится, мэрия сэкономит кучу денег: здание архива разберут, бумаги утилизируют, не надо будет тратить бюджетные средства на свет, воду, отопление хранилища, не придется платить сотрудникам архива зарплату — там сплошь пенсионерки, пусть займутся внуками. Сэкономленные средства пойдут на покупку оборудования для больницы. Что плохого? Мою идею все поддержали с восторгом.
— Все, кроме Агнии Генриховны, — возразил Борцов. — Вы решили не только лишить ее работы, но и уничтожить дело всей жизни дамы — сжечь
— Ваше выступление по телевидению, Василий Петрович, состоялось в день нашего приезда в Лоскутово, я видела его краем глаза. Услышав такое, Бундт впала в ярость и, думаю, кинулась к вам, — предположила я.
— Ну да, — растерянно подтвердил Шаров. — Звонила раз десять моему помощнику, требовала немедленной встречи, но я не мог сразу ей время уделить, попросил секретаря договориться о беседе в конце следующей недели. Считал, что старушка хочет чего-то попросить в связи с оцифровкой архива.
7
Герострат — житель греческого города Эфеса (ныне находится на территории Турции), в 356 году до н. э. сжег там храм Артемиды, желая, чтобы его имя запомнили потомки. И ведь запомнили!
— Нет, она решила вас припугнуть, — ответила я. — Итак, продолжаю. С Шаровым быстро встретиться Бундт не удалось, и тут к ней приехал наш эксперт. Агния Генриховна не открыла человеку из Москвы всех секретов, но подпустила его, так сказать, к порогу тайны. Кстати, Василий Петрович, вы все же договорились с ней о беседе? Назначили день?
— Сначала да, но потом передумал, — покачал головой владелец посудной фабрики. — Дел много, я зашиваюсь, решил, что Бундт может подождать. Позавчера ей сказали о переносе разговора на следующий месяц.
Я взяла со стола папку.
— Агния Генриховна сочла, что вы над ней издеваетесь, водите ее за нос, и решила отомстить. А тут весьма удачно во второй раз на пороге архива возник Глеб Валерьянович — и узнал всю правду. К слову сказать, на тот момент мы уже догадывались, в чем дело, но у заведующей архивом есть документы, доказательства наших предположений. Что ж, пора с ними вас ознакомить.
Я начала вынимать из папки ксерокопии бумаг и прикреплять их магнитами к доске.
— Вот выписка из истории болезни Петра Ильича Шарова, отца Василия Петровича. Из нее понятно, что он, вследствие перенесенного в подростковом возрасте туберкулеза, вылеченного с помощью ныне запрещенного препарата, стал бесплодным… Далее справка о полном здоровье Галины Строевой, первой жены Петра, так и не сумевшей забеременеть в браке с ним и благополучно родившей ребенка во втором замужестве… Теперь обратите внимание на этот листок, это гордость Агнии Генриховны. Кстати, напомню: медархив хранит не только карты больных, но и другие документы. Бундт удалось раскопать бланк анализа с результатами спермы Петра Ильича, который много лет назад принесла в лабораторию Алевтина Степановна… Небольшое отступление: некоторые женщины, у которых никак не получается родить, желают убедиться, что бесплоден муж, поэтому они потихонечку собирают после близости биоматериал и несут его на исследование. Так поступила и жена Петра Ильича. Вынесенный лаборантом вердикт не оставлял ему никаких шансов, Петру никогда не светило стать отцом. Замечу, что супруга его ни в коем случае не хотела, чтобы он знал о своем бесплодии. О причине этого пока умолчу.
Я сделала короткую паузу. Затем продолжила свой доклад.
— В конце пятидесятых Алевтина Степановна еще не была главным гинекологом в Лоскутове, ее недавно приняли на работу, поэтому ради нее никто не пошел бы на служебное нарушение, не стал бы указывать на бланке чужие имя-фамилию, чтобы скрыть, чей анализ сделан. На бумажке четко указано, кто сдавал пробирку и чей в ней материал. Но Алевтина Степановна знала, что сотрудники лаборатории не имеют права рассказывать о своей работе. В те годы за болтливость наказывали очень сурово, в лучшем случае
— Мой отец не мог иметь детей? — растерялся Василий Петрович. — Но я-то родился.
— В этом у нас нет сомнений, — произнес с улыбкой Иван Никифорович. — Вопрос: от кого забеременела Алевтина Степановна?
— Мама, что они говорят? — жалобно спросил Шаров.
— Вранье, — отрезала старуха, — их купили Бражкины, чтобы нас опозорить.
— При чем тут мы, если ты бог весть с кем переспала? — взвилась Ирина Федоровна. — Нам-то все равно. Это у вас в семье выродок, не имеющий отношения к фамилии Шаровых. Права цыганка оказалась! У Каролины три сына, у Светки столько же дочерей, и что выясняется? Род Шаровых-то уже тю-тю.
— Бабушка, — закричала Аня, — скажи, что это неправда!
Я показала на доску.
— Документы не врут. А вам, Ирина Федоровна, не может быть совсем безразлично, кто отец Василия.
— Плевать я на него хотела, — засмеялась мать покойного Игоря Семеновича.
Я прикрепила к доске новые документы.
— Сначала послушайте. Итак… Василий Петрович не раз сдавал анализ крови. Кстати, отмечу, что здоровье у него богатырское. Игорь Семенович тоже регулярно посещал поликлинику. И его отец, Семен Ильич, ходил к врачам, в особенности в последние годы жизни, когда много болел. У Агнии Генриховны тьма знакомых: медсестры, врачи, лаборантки, они ей доверяют, считают своей. Бундт сумела получить образцы крови Василия Шарова, Семена и Игоря Бражкиных, отвезла в Екатеринбург для анализа ДНК, в Лоскутове делать его остереглась. Она заподозрила, что родным отцом Василия является Семен Бражкин, и не ошиблась. Сомнений в правильности предположения Бундт нет.
— Ничего себе… — опешил Константин. — Это что же получается? Мой отец и Шаров единокровные братья?
Алевтина Степановна вскочила, бросилась к доске, стала срывать бумаги, мять их и кричать:
— Ложь! Ложь! Ложь!
Ирина Федоровна вцепилась в подлокотники кресла и застыла с открытым ртом.
— Игорь был моим братом? — ахнул Василий.
Екатерина вскочила.
— Максим, выходит, нам кто? В смысле, кем он приходится Оле?
— Василий Петрович и Игорь Семенович единокровные братья, — четко произнесла я, — следовательно, Катя, вы с Олей и Аней двоюродные сестры Константина и остальных сыновей Игоря Бражкина.
Екатерина схватилась за голову, Ольга дернула плечом:
— И что? Это ведь не то же самое, что родные брат с сестрой?
— Ага, кривые! — заорала Катя. — Ты с ума сошла, да? У двоюродных дети уродами получаются, им жениться нельзя.
— Подумаешь, — фыркнула Оля. — Вечно ты все усложняешь. На фиг дети нужны? Не собираюсь жизнь с памперсом в руках провести.
— Дура! Ой, дура! — заголосила Катя. — Знала я, что беда будет…
На секунду я потеряла контроль над ситуацией, просто молча наблюдала за происходящим.
Алевтина Степановна рьяно уничтожала ксерокопии. Василий Петрович откинулся на спинку дивана и смотрел во все глаза на мать. Светлана Алексеевна забилась в угол кресла, прижала к груди судорожно сжатые кулаки, у нее тряслись губы. Катя плакала, Аня бегала между бабушкой, мамой, сестрами и бестолково повторяла:
— Все будет хорошо… я знаю… все уладится…
Ирина Федоровна замерла каменным изваянием. Константин не мог оторвать взгляда от Алевтины Степановны, Семен обнимал свою жену Надю, Максим с вытянувшимся лицом гладил дрожавшую Каролину по голове. А Оля хихикала — похоже, младшую дочь Шарова ситуация забавляла.